Вести эти касались Орды. Летом 1373 г. Мамай обрушился на Рязань. Причиной, видимо, послужило то обстоятельство, что Олег Рязанский захватил некоторые пограничные ордынские владения[1]. По летописи, монголо-татары "грады пожгоша, а людии многое множество плъниша и побита и сътворше много зла христианомъ"[2]. Это было первое военное нападение Мамая на русские земли. До сих пор, искусно играя на противоречиях между русскими князьями, Мамай старался упрочить свой контроль над ними дипломатическим путем. Ему удалось выкачать значительные денежные средства из русского "улуса", восстановить в известной мере практику выдачи ярлыков русским князьям. Теперь он перешел к жестокому военному подавлению князей, которые осмеливались хотя бы в какой-то степени затрагивать его интересы. Поход Мамая на Рязань приводил к смещению позиций многих русских князей. Олег Рязанский был союзником Москвы. Но московские князья вынуждены были считаться с Ордой. Конфликт с нею мог привести и к прямому вооруженному столкновению, и к вспышке тверской активности. С другой стороны, совершенно не отреагировать на эту акцию Мамая также было невозможно. При индифферентном отношении пламя подожженных монголо-татарами рязанских городов легко могло перекинуться на соседние русские княжества. Поэтому Дмитрий Иванович, собрав большое войско ("всю силу княжениа великаго"), расположился на левом берегу р. Оки. Здесь его и застал Владимир[3]. Дмитрий не решился помочь Олегу, а Мамай не решился развить свой успех. Нападение Орды на Рязань показало русским князьям агрессивность намерений Мамая и пагубность разъединенных действий.
20 декабря 1373 г. умер кашинский князь Михаил Васильевич. Ему наследовал его сын Василий, вероятно еще совсем молодой[4]. Перемена на кашинском столе привела и к перемене отношений между кашинским и тверским князьями. Новый князь вместе с боярами "вдашеся въ... волю" Михаилу Александровичу.
Изменение международной ситуации и ситуации внутри Тверского княжества заставило Дмитрия пойти на соглашение с тверским великим князем. Дмитрий освободил из заточения сына Михаила Ивана, а Михаил свел своих наместников с великого княжения, полностью признав права на него московского князя. Летопись сообщает об этом после известия о кончине Михаила Кашинского[5]. Следовательно, мир между Москвой и Тверью был заключен после 20 декабря 1373 г. Его точная дата устанавливается на основании упоминания в московско-тверском докончании 1375 г. прежнего "первого нашего целованья от положенья веригъ святаго апостола Петра"[6]. Положение вериг апостола Петра отмечалось 16 января. Очевидно, что договор между Москвой и Тверью был оформлен 16 января 1374 г. Важно отметить, что, судя по репликам в акте 1375 г., в тексте соглашения 1374 г. имелись статьи, касавшиеся новгородско-тверских отношений. Михаил Тверской обязывался вернуть Новгороду имущество и пленных, захваченных им в Торжке в 1372 г.[7] Включение таких статей позволяло Дмитрию требовать от Новгорода ответной поддержки своей политики.
Примирившись с Тверью, укрепив связи с Новгородом, великий князь Дмитрий упрочил свои отношения и с союзным ему Нижегородским княжеством. 19 февраля 1374 г. в Москве митрополит Алексей поставил в епископы суздальские архимандрита нижегородского Печерского монастыря Дионисия и придал к его епархии Нижний Новгород и Городец, т.е. те территории, которые ранее были в заведовании самой русской митрополии[8]. Этот шаг московского правительства отражал его полное доверие к Дмитрию Нижегородскому и способствовал тому, что последний через своего епископа мог влиять на положение церковных дел во всем Нижегородском княжестве.
Обеспечив себе нейтралитет тверского князя, дружественную поддержку Новгорода и Нижнего Новгорода, а возможно, и других княжеств Северо-Восточной Руси, Дмитрий Иванович, воспользовавшись ослаблением Мамая, потерпевшего в то время поражение от Хаджи-Черкеса и потерявшего Сарай[9], разорвал с ним отношения. "А князю великому Дмитрию Московьскому бышеть розмирие съ Тотары и съ Мамаемъ",— записал летописец[10]. Одним из следствий этого "розмирия" было, несомненно, прекращение выплаты дани Орде, ложившейся тяжким бременем на трудовое население русских княжеств. Ликвидация "тягости данной великой", естественно, находила полное сочувствие простого люда и способствовала росту авторитета московского правительства.
Разрыв отношений с Мамаем вызвал его немедленную ответную реакцию. В Нижний Новгород был направлен посол Сарайка (возможно, тот самый Сарыхожа, который приходил на Русь в 1371 г. ставить на владимирский стол Михаила Тверского) с крупным военным отрядом. Видимо, Мамай не располагал еще достаточными силами, чтобы иметь дело с самим Дмитрием Ивановичем, и решил сначала оторвать от союза с Москвой путем ли переговоров, вооруженным ли путем самое восточное русское княжество. Однако в Нижнем Новгороде, видимо, подготовились к такому повороту событий. Нижегородцы разгромили посольство Сарайки ("побиша пословъ Мамаевыхъ, а съ ними татаръ с тысящу"), а самого его с ближайшим окружением захватили в плен[11]. Теперь надо было готовиться к отражению более решительного натиска Орды.
Не случайно поэтому, что именно в 1374 г. князь Владимир Андреевич возводит город Серпухов и сооружает близ него Высоцкий монастырь[12]. Дело вовсе не в том, что как раз в это время Владимир решил обстроить "свое вотчинное гнездо", как иногда трактуется факт основания Серпухова в исторической литературе[13]. Строительство новой крепости (Владимир "повелъ его (т.е. Серпухов.— В. К.) нарядити и срубити дубовъ") близ левого берега р. Оки на р. Наре и монастыря, по сути дела крепостного предградия, укрепляло русскую линию обороны вдоль крупного естественного заслона — р. Оки — и препятствовало возможному проникновению ордынской конницы в глубь северо-восточных земель.
Эти военные мероприятия были дополнены дипломатическими. Как сообщает летопись, 26 ноября 1374 г. у великого князя Дмитрия родился сын Юрий. Родился он почему-то не в Москве, а в Переяславле. При его рождении присутствовали его дед с материнской стороны князь Дмитрий Нижегородский "съ своею братиею и со княгинею и съ дътми, и съ бояры, и съ слугами". А далее летопись добавляет: "И бъаше съъздъ великъ въ Переяславли, отъвсюду съехашася князи и бояре, и бысть радость велика въ градЬ въ Переяславлъ и радовахуся о рожении отрочати"[14]. Истинная причина столь представительного съезда князей, бояр и духовенства (в Переяславле был Сергий Радонежский, крестивший маленького Юрия), несомненно, скрыта летописцем. Ничего подобного не было при рождении даже первенца Дмитрия — Василия[15]. Съезд в Переяславле в ноябре 1374 г. следует расценивать как важную политическую веху в истории Северо-Восточной Руси. Со времени великого княжения Дмитрия Ивановича это был первый случай созыва общекняжеского съезда. Редкий форум должен был решать и редкие по своей важности задачи. Надо полагать, что на нем русские князья договорились о борьбе с Ордой.
Однако среди участников съезда наверняка не было тверского князя. Незадолго до встречи в Переяславле вновь обострились взаимоотношения Твери с Кашином. Кашинский "князь Васко ступилъ с Тфъри на Москву ко князю къ великому Дмитрию"[16]. Тверской князь вновь превратился в потенциального врага Москвы.
Свои намерения Михаил Александрович обнаружил очень скоро. В начале марта 1375 г. в Тверь перебежали из Москвы сын последнего московского тысяцкого Иван и крупный гость, торговавший с Востоком и Крымом, Некомат[17]. Причина их измены Дмитрию Московскому заключалась, вероятно, в том, что после смерти 17 сентября 1374 г. московского тысяцкого Василия Васильевича Вельяминова[18] его сын не получил этой крупнейшей должности, наследственной в их роду[19]. Зная об обострившихся отношениях между Дмитрием и Мамаем, князь Михаил решил воспользоваться пособничеством переметчиков. Они были посланы в Орду для получения там тверскому князю ярлыка на великое княжение Владимирское. А некоторое время спустя после их отъезда сам Михаил отправился в Литву. Пробыв там "мало връмя", он вернулся в Тверь. Вскоре после этого он сумел заключить договор с Новгородом, который признавал его великим князем, если "вынесуть тобъ изъ Орды княжение великое"[20]. Ярлык был получен Михаилом 13 июля. В тот же день тверской князь отправил на Москву посольство, которое известило москвичей о разрыве отношений. Одновременно Михаил послал "ратию" вооруженные отряды на Торжок и Углич, чтобы посадить там своих наместников[21].
Бегство из Москвы Ивана Вельяминова и Некомата, действия Михаила Тверского ставили под угрозу реализацию тех общекняжеских планов, которые были выработаны на съезде в Переяславле в ноябре 1374 г. В конце марта 1375 г., когда Вельяминов и Некомат уже направились в Орду, а Михаил Александрович был в Литве, собрался новый съезд русских князей[22]. Близость по времени действий тверского князя и заседаний съезда говорит за то, что на съезде вырабатывалась общая политика по отношению к Твери и ее союзникам.
Думается, что именно с точки зрения претворения общерусских замыслов следует рассматривать эпизод, случившийся в Нижнем Новгороде в марте 1375 г. Находившихся там в плену Сарайку и его окружение решили подвергнуть более строгой изоляции, но ордынцы взбунтовались и были перебиты[23]. Смерть пленников, конечно, не была заранее обдуманным шагом нижегородского князя (Нижним вместо отсутствовавшего отца тогда управлял князь Василий Дмитриевич), но стремление к ужесточению режима их содержания говорит за то, что мириться с Мамаем русские князья не собирались.
Когда летом 1375 г. Некомат вернулся от Мамая с великокняжеским ярлыком для Михаила и в сопровождении ордынского посла Ачихожи, уже бывавшего на Руси и руководившего в 1370 г. совместным русско-ордынским походом на Булгарию, стало ясно, что времени терять нельзя. На стороне Михаила могла выступить и более серьезная сила Мамая. Конфликт с Тверью необходимо было решать быстро.
В течение двух недель, прошедших с момента нападения тверичей на Торжок и Углич, великий князь Дмитрий сумел собрать огромное войско. Весьма показателен приводимый летописью перечень князей, принявших участие в тверской войне 1375 г. на стороне Москвы. В походе участвовали двоюродный брат Дмитрия Владимир Андреевич, Дмитрий Нижегородский с сыном Семеном и со своими братьями Борисом и Дмитрием Ногтем, представлявшими все уделы Нижегородского княжества; ростовский великий князь Андрей Федорович и его племянники удельные ростовские князья Василий и Александр Константиновичи; ярославский великий князь Василий Васильевич и его младший брат удельный ярославский князь Роман; моложский князь Федор Михайлович; старший из двух белозерских князей Федор Романович; стародубский князь Андрей Федорович; удельный тверской князь Василий Михайлович Кашинский (возможно, еще ребенок). Кроме князей Северо-Восточной Руси, вместе с Дмитрием Ивановичем выступили новосильский князь Роман Семенович, оболенский князь Семен Константинович, его брат тарусский князь Иван, один из смоленских удельных князей Иван Васильевич и князь Роман Михайлович Брянский, относительно которого неизвестно, владел ли он какими-то землями[24].
Если проанализировать приведенный в летописи список князей Северо-Восточной Руси, "всевших на конь" по призыву Дмитрия, то в нем не будет только князя Глеба Васильевича, владевшего вторым по значению уделом Ярославского княжества, князя Василия Романовича, управлявшего частью (неглавной) Белозерского княжества, и удельного ростовского князя Владимира Константиновича[25], которому принадлежала часть устюжских волостей. Даже если эти князья не разумеются под словами "и вси князи Русстии", которыми заканчивается в летописи княжеский список, и не входили в число той "силы", что прибывала к Дмитрию уже в ходе самой войны, становится очевидным по сути дела всеобщее участие северо-восточных князей в борьбе с Тверью.
Что касается других русских князей, то под рукой Дмитрия выступили князья оболенский и тарусский, владения которых непосредственно граничили с московскими землями, обладатель наиболее крупного из верховских княжеств — князь новосильский, Роман Брянский и, что особенно примечательно, один из смоленских князей. Последний факт говорит о том, что смоленско-литовский союз к лету 1375 г. дал трещину и смоленский князь стал ориентироваться на Москву.
Впрочем, не все южнорусские князья участвовали в походе на Тверь. Обращает на себя внимание отсутствие муромского, рязанского и пронского князей. Напрашивается вывод, что после учиненного Мамаем погрома Рязанского княжества в 1373 г., во время которого великий князь Дмитрий не решился помочь Олегу, отношения между ними стали натянутыми. Однако такое заключение будет преждевременным. В московско-тверском договоре 1375 г., несомненно продиктованном Дмитрием Михаилу, Олег Рязанский фигурирует в качестве третейского судьи между Москвой и Тверью и титулуется великим князем[26]. Ясно, что Москва и Рязань в 1375 г. поддерживали дружественные отношения. И если так, то отсутствие муромских и пронских полков в походе на Тверь можно объяснить только тем, что они прикрывали русские земли с юга от возможного удара Мамая.
Тверская война началась 29 июля выступлением соединившихся в Волоколамске полков всех русских князей[27]. Основным объектом нападения была выбрана сама Тверь. На пути к ней 1 августа был взят Микулин — центр бывшего удела Михаила Александровича. 5 августа войска подступили к Твери, а 8 августа начался штурм города, который продолжался до вечера. Однако Тверь, укрепленная Михаилом в 1369 и 1373 гг.[28], сумела выстоять. Тогда Дмитрий окружил столицу своего неприятеля и обнес ее острогом, чтобы под его защитой легче было вести осаду[29]. В то же время он послал за помощью к новгородцам. Через несколько дней под Тверью появились и новгородские войска. Осада Твери продолжалась почти месяц. За это время была захвачена вся территория Тверского княжества, тверичей даже до младенцев "въ вся страны развели въ полонъ". Осознав безвыходность своего положения, Михаил Александрович начал высылать из крепости "послы своя съ покорениемъ и съ поклонениемъ... прося мира"[30]. Это означало капитуляцию. 1 сентября 1375 г. Дмитрий Иванович "на всей своей воли" заключил мир с Михаилом Тверским, а 3 сентября распустил войска[31].
Сохранившийся список с этого соглашения действительно иллюстрирует "всю волю" победителей. Михаил Тверской признавал себя вассалом ("молодшим братом") Дмитрия. Он обязывался ничего не замышлять против великого князя и его союзников, не претендовать до конца своих дней на Москву, великое княжение и Новгород, не принимать ярлыка на великое княжение от монголо-татар, не вступаться в Кашин. Кашинское княжество объявлялось самостоятельным. Михаил Александрович обязан был участвовать на стороне Дмитрия во всех войнах, которые тот будет вести, в том числе, что было особенно важно, с Ордой и Литвой. Он должен был вернуть все пограбленное у людей великого князя и у Новгорода, не вступаться в Торжок, в села перебежавших к нему Ивана Вельяминова и Некомата. Эти условия Михаилу надо было соблюдать до самой смерти: "а целованья не сложити и до живота"[32].
Текст московско-тверской докончальной грамоты 1375 г. содержит и ряд других важных свидетельств, характеризующих политическую обстановку того времени. В союзе с Дмитрием действуют "князи велиции крестьяньстии и ярославьстии", а также смоленский великий князь, которому грозит нападение Литвы[33]. Таким образом, договор прямо говорит о союзе с Москвой не какого-то одного смоленского удельного князя, принявшего участие в походе на Тверь, а самого Святослава Смоленского. "Князи велиции крестьяньстии" — быть может, верховские князья, как христиане противопоставлявшиеся язычнику Ольгерду. Известно, что некоторые из этих князей носили титулы великих.
Очень существенна для понимания состояния русско-ордынских отношений статья докончания о монголо-татарах: "А с татары, оже будет нам миръ, по думъ. А будет нам дати выход, по думъ же, а будет не дати, по думъ же. А пойдут на нас татарове или на тебе, битися нам и тобъ с одиного всъмъ противу их. Или мы пойдем на них, и тобъ с нами с одиного пойти на них"[34]. Статья прямо подтверждает сделанный ранее вывод о разрыве мира с Ордой и прекращении выплаты ей дани. Поэтому на Руси ждали нападения Мамая. В то же время рассматривалась возможность и нанесения по Орде не только ответного, но и первого удара. Вполне допустимо, что данная статья попала в текст московско-тверского соглашения из общего договора всех русских князей, принятого в ноябре 1374 г., когда было решено "битися... с одиного всъмъ противу их".
Ни Орда, ни Литва не могли оставить безответным разгром и капитуляцию Твери. В конце лета или начале осени 1375 г. Мамай напал на юго-восточную окраину Нижегородского княжества в районе рек Пьяны и Киши, уничтожил стоявшую здесь нижегородскую заставу, ограбил и пожег запьянские волости, захватил в плен многих их жителей[35]. В первых числах декабря 1375 г. монголо-татары Мамая взяли Новосиль[36]. Город был опустошен и, видимо, потерян для союзника Дмитрия Романа Новосильского[37]. Смоленское княжество пострадало от Ольгерда Литовского, захватившего ряд смоленских укрепленных пунктов[38]. Однако эти нападения уже не могли восстановить мощь обескровленного Тверского княжества, где в довершение всех бед начались эпидемия и падеж скота.
Как ни странно, но наибольший урон Северо-Восточной Руси нанесли в 1375 г. не ее главные противники — Орда и Литва, а новгородцы. В то время, когда одни новгородцы воевали вместе с великим князем Дмитрием под стенами Твери, другие, видимо, из Подвинья проникли на р. Кострому и, спустившись по ней к р. Волге, разгромили один из крупнейших, если не самый крупный, великокняжеских поволжских городов — Кострому. В течение недели ушкуйники бесчинствовали в Костроме, пограбив город "до конца". Множество жителей попало к ним в плен, а затем было продано в рабство в Булгаре. На пути туда новгородцы ограбили и Нижний Новгород, также "взяша мужъ и женъ и дъвиць и градъ зажгоша". Пленные нижегородцы разделили судьбу костромичей[39]. И тем не менее московское правительство не решилось осложнить свое "единачество" с Новгородом. Когда в сентябре 1376 г. в Москву прибыло большое новгородское посольство во главе с архиепископом Алексеем, "приа митрополитъ сына своего владыку Алексея въ любовь, тако же и князь великий"[40].
Союзные отношения с Новгородом и Смоленском позволили Дмитрию Ивановичу приступить к активным действиям против Литвы. Поздней осенью 1376 г. он послал Владимира Андреевича в поход на Ржеву. Московские войска осадили Ржеву, простояли под нею три недели, но города взять так и не смогли[41].
Труднее поддается точному хронологическому приурочению другое событие 1376 г., следующим образом изложенное в Рогожском летописце: "Того же лъта князь великий Дмитрии Московьскыи ходилъ за Оку ратию, стерегася рати Тотарьское"[42]. Окруженное известиями, касающимися дел русской митрополии, это сообщение, по-видимому, заимствовано из каких-то митрополичьих летописных записей. Ему предшествует известие о прибытии к митрополиту Алексею двух представителей константинопольского Патриарха, а последует известие о приезде в Киев митрополита Киприана. Приезд посольства Г.М. Прохоров относит к марту 1376 г.[43] Киприан прибыл в Киев 9 июня 1376 г.[44] Следовательно, поход Дмитрия за Оку имел место скорее всего летом 1376 г. Когда стало ясно, что Мамай воздержался от нападения на русские земли, Дмитрий Иванович начал войну с Литвой, а завершив ее, нанес сильный удар Мамаю.
автор статьи В.А. Кучкин
[1] О них говорится в договорной грамоте 1381 г. между Москвой и Рязанью: "А что князь великий Олегъ отоимал Татарская от татаръ дотоле же (до докончания 1381 г.— В.К.), а то князю великому Олгу та мъста" (ДДГ, № 10, с. 29).
[2] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 104.
[3] Там же.
[4] Тверская летописная запись называет его Васко, возможно, потому, что он был еще ребенком (Там же, стб. 106).
[5] Там же, стб. 105.
[6] ДДГ, № 9, с. 28.
[7] Там же, с 27.
[8] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 105; РИБ, т. VI. 2-е изд. Прилож., стб. 280, 288. Поставление Дионисия имело место в Соборное воскресенье 1374 г., которое тогда приходилось на 19 февраля.
[9] Насонов А.П. Монголы и Русь, с. 131.
[10] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 106.
[11] Там же.
[12] Там же, стб. 106—107.
[13] Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы..., ч. 1, с. 38; ср. с. 37.
[14] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 108.
[15] Там же, стб. 99.
[16] Там же, стб. 106.
[17] Там же, стб. 109. Иван и Некомат попали в Тверь "о великомъ заговънии", а на Федоровой неделе тверской князь отправил их в Орду. В 1375 г. заговенье и Федорова неделя приходились на первую половину марта месяца (Черепнип Л.В. Русская хронология, с. 63 и табл. XV и XVI).
[18] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 108.
[19] Веселовский С.Б. Указ. соч., с. 216.
[20] ГВНП, № 15, с. 30. Единственный случай, когда Михаил Тверской не сам ездил к Мамаю за великокняжеским ярлыком, а посылал за ним, относится к началу 1375 г. Поэтому указание новгородско-тверского докончания на то, что ярлык привезут Михаилу, позволяет датировать договор 1375 годом.
[21] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 110.
[22] Там же, стб. 109. Место сбора этого съезда неизвестно. Г.М. Прохоров полагает, что речь в источнике идет о Переяславском съезде 1374 г. "Съезд,— пишет он,— длился по меньшей мере четыре месяца,— после известия, датированного 31 марта 1375 г., в летописи сказано: "А в то время быша князи на съезде" (если, конечно, они не съехались вновь)" (Прохоров Г.М. Повесть о Митяе: Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Л., 1978, с. 30). Верна не основная мысль Прохорова, а его оговорка. Представить себе четырехмесячные заседания князей в обстановке неясностей и тревог, да еще с застольными речами (Там же), довольно трудно. К тому же Прохоров почему-то не обратил внимания на то, что состав съездов был разный. Так, если на Переяславском съезде Дмитрий Нижегородский был "съ дътми", то на съезде в марте 1375 г. не было старшего сына Дмитрия Василия Кирдяпы (ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 108).
[23] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 108-109.
[24] Там же, стб. 110—111; т. XVIII, с. 115—116.
[25] О нем см.: РИИР, ч. 2, с. 15 ж 16.
[26] ДДГ, № 9, с. 28.
[27] ПСРЛ, т. V, с. 233; т. IV, ч. 1, вып. 1, с. 301.
[28] Там же, т. XV, вып. 1, стб. 91, 104—105.
[29] Там же, стб. 111.
[30] Там же, стб. 112.
[31] ДДГ, № 9, с. 27 (упоминание "Семена дня" как времени заключения договора); ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 112.
[32] ДДГ, № 9, с. 25-28.
[33] Там же, с. 26.
[34] Там же.
[35] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 109 и 112—113. Думается, что в данном случае в Рогожском летописце сохранилось описание одного и того же события, почерпнутое из разных источников. Прохоров однозначно полагает, что опустошение Мамаем Запьяния было местью за убийство Сарайки (Прохоров Г.М. Указ. соч., с. 31).
[36] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 113.
[37] Ср. данные родословного предания: РИИР, ч. 2, с. 112.
[38] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 113.
[39] Там же, стб. 114.
[40] Там же, стб. 115.
[41] Там же, стб. 116. Известие помещено после отметки о возвращении в Новгород из Москвы посольства архиепископа Алексея 17 октября 1376 г.
[42] Там же.
[43] Прохоров Г.М. Указ. соч., с. 19, прим. 32.
[44] Там же, с. 48.