В истории Тверского княжества 60-е годы XIV в., особенно их первая половина, стали временем перелома в его внутреннем развитии. Ослабление ханского контроля над Русью коснулось и его, вызвав там подъем национальных н объединительных устремлений.
Опиравшийся на поддержку Орды и московских князей, занимавших владимирский великокняжеский стол, тверской великий князь Василий Михайлович Кашинский в 1360 г., когда Москва потеряла Владимир, а Орда раздиралась внутренними мятежами знати, вынужден был пойти на соглашение со своими противниками — сыновьями Александра Михайловича Тверского[1]. Старший из них — Всеволод — в 1348—1349 гг. уже занимал стол великого княжения Тверского[2], однако в начале 60-х годов XIV в. на первый план выдвигается следующий по возрасту Александрович — Михаил[3]. Именно Михаил в 1362 г. ездил в Литву заключать мир с Ольгердом, нарушенный скорее всего в 1361 г., когда "Литва волости Тфърьскыи имали"[4]. Именно на Михаила хотел было организовать поход тверской великий князь Василий Кашинский, но, собрав уже войско, так и не решился выступить[5]. К осени 1365 г. Михаил Александрович уже сидел на тверском великокняжеском столе[6]. Его дядя Василий Михайлович должен был удалиться в свой Кашин. Конец 1365 — начало 1366 г. ознаменовались вспышкой моровой эпидемии в Твери, которая унесла жизни многих местных князей, а их владения сделала выморочными[7]. В итоге к весне 1366 г. князь Михаил стал обладателем не только Тверского великого княжения, но и всего удела своего отца, а также половины клинских волостей, отчинный владелец которых князь Семен Константинович отказал их перед своей смертью Михаилу. В руках Михаила Александровича оказалась, таким образом, сконцентрированной большая часть территории всего Тверского княжества. Подобного не было уже ряд десятилетий.
Помня об историческом прошлом, когда именно с Тверью пришлось выдержать наиболее ожесточенную и кровавую борьбу за Владимирское великое княжение, московское правительство, естественно, было обеспокоено и утратой его союзником Василием Кашинским тверского стола, и явными успехами энергичного Михаила Александровича. Объективный рост объединительных тенденций, наблюдаемый в разных княжествах Северо-Восточной Руси того времени, московские политики хотели использовать исключительно в своих целях, как правители других княжеств стремились использовать его в своих. И как только в Тверском княжестве обнаружилась оппозиция действиям великого князя Михаила, попытавшегося сразу же закрепиться в Семеновом уделе, поставив там крепость, в лице Василия Кашинского и брата Семена Еремея, Москва сразу же вмешалась в конфликт. Митрополит Алексей приказал тверскому епископу Василию рассудить князей. Но епископ принял сторону сильнейшего[8]. Открытое столкновение между Москвой и Тверью было несколько отложено из-за неожиданно возникшего московско-новгородского конфликта.
Летом 1366 г. новгородские ушкуйники организовали поход на Волгу, где разгромили пристань Нижнего Новгорода и ограбили многих русских и мусульманских купцов. В ответ Дмитрий перекрыл путь с Подвинья на Новгород через Вологду и захватил там новгородского боярина Василия Даниловича с сыном[9]. Это случилось зимой 1366 г. Мир с Новгородом был разорван.
Обострившиеся отношения с Тверью и Новгородом побудили московских князей к тесному сплочению. К тому времени умер младший брат Дмитрия Иван[10], и в московской княжеской династии остались два представителя мужского потомства Ивана Калиты: сам Дмитрий Иванович и его двоюродный брат Владимир Андреевич. Они и заключили в 1366 г. между собой союз, оформленный письменным соглашением, которое сохранилось[11]. Договор определял статус владений каждого князя, в том числе и на территории бывшего великого княжества Владимирского, провозглашал невмешательство одного в права другого, теснейшее дипломатическое и военное сотрудничество братьев перед лицом внешней опасности. Но при этом договор не был докончанием равноправных сторон. Князь Владимир признавал себя "братом молодшим", а Дмитрия — "братом старейшим", т.е. своим сюзереном. Важно и другое. Текст договора помогает понять, почему московский удельный князь поддерживал объединительную политику своего брата, был заинтересован в ее положительных результатах. Статья докончания: "А коли ми будеть гдъ отпущати своихъ воеводъ из великого княженья, а кто будеть (пропуск 5 букв; может быть, "тамо"? — В.К.) твоихъ бояръ и слуг, тобЪ послати своихъ воевод с моими воеводами вмъстъ, без ослушанья"[12],— показывает, что на территории великого княжения жили бояре и слуги удельного князя, которые вместо с поселенными или проживавшими там же своими людьми должны были ходить под стягом князя Владимира. Удельный князь был кровно заинтересован в увеличении численности своих полков за счет населения великого княжения. И, хотя он не имел в этом княжении никакой власти, он охотно поддерживал права на него своего старшего родича. Ведь переход великого княжения в руки иной княжеской династии повлек бы за собой ликвидацию там владений бояр и слуг Владимира Андреевича. Кроме того, договор подчеркивал обязанность великого князя за верные союз и службу "кормить" удельного[13].
В 1366 г. произошло не только укрепление политического единства московских князей, но и укрепление в прямом, изначальном смысле этого слова самой Москвы. Сильно пострадавшая от большого пожара летом 1365 г., Москва в случае столкновения с серьезным противником представляла для него легкую добычу. Взрывоопасная ситуация 1366 г. побудила Дмитрия и Владимира к строительству каменного Кремля в Москве. "Toe же зимы, — сообщает московский летописец, — князь великыи Дмитреи Ивановичь, погадавъ съ братомъ своимъ съ княземъ съ Володимеромъ Андръевичемъ и съ всЪми бояры старейшими и сдумаша ставити город каменъ Москву, да еже умыслиша, то и сътвориша"[14]. Возведение каменных стен Москвы было первым случаем строительства значительной каменной крепости в Северо-Восточной Руси в послемонгольский период. Ставшая единственным на Северо-Востоке городом с каменным Кремлем, Москва превратилась в военный оплот своих князей. Связь их политики по отношению к другим княжествам со строительством Кремля не укрылась от современников. Враждебно настроенный к Москве тверской летописец отмечал: "Того же лъта на Москвъ почали ставити городъ каменъ, надъяся на свою на великую силу, князи Русьскыи начаша приводити въ свою волю, а который почалъ не повиноватися ихъ волъ, на тыхъ почали посягати злобою"[15].
"Приведение в свою волю" коснулось прежде всего Твери. Этому предшествовал мир с Новгородом в начале 1367 г.[16], который развязал руки московскому правительству. Тверской владыка Василий был вызван митрополитом в Москву и из судьи превратился в подсудимого. Алексей оправдал Василия Кашинского и его племянника Еремея, а епископу "бышеть истома и проторъ пеликъ"[17]. Михаил Александрович Тверской должен был покинуть княжество и искать помощи в Литве. Тверь захватили князья Василий и Еремей. Вместе с московской ратью они повоевали тверские волости, пытались взять городок, поставленный Михаилом в бывшем уделе князя Семена, но безуспешно. Другие московские полки вместе с волоколамскими в это время опустошили тверские и клинские земли по правому берегу р. Волги. Но в самом конце октября 1367 г. в Тверь вместе с литовским войском вернулся великий князь Михаил Тверской. Он быстро восстановил свою власть в княжестве. Его противники — местные князья вынуждены были просить мира. При таком обороте дела великому князю Дмитрию Ивановичу не оставалось ничего иного, как в свою очередь заключить мир с Михаилом. Это произошло в начале 1368 г.[18]. Правда, у великого князя еще сохранялась возможность вмешаться в тверские дела. К нему на службу ("въ рядъ"), порвав договор с Михаилом Тверским, перешел князь Еремей Константинович[19], но пока возможность не стала реальностью. Реальностью же оказалось то, что великий князь Михаил, пользуясь поддержкой Литвы, распространил свою власть не только на Семенову половину Клинского удела, но и на часть князя Еремея. Становилось ясно, что для "приведения в свою волю" Твери необходимо вести борьбу с Тверью и Литвой одновременно.
Из документов и летописных свидетельств несколько более позднего времени выясняется, что в начале 1368 г. московское правительство сумело обрести важных союзников в предстоявшем противоборстве с великим княжеством Литовским и великим княжеством Тверским.
В результате обращения митрополита "Киевского и всея Руси" Алексея константинопольский патриарх Филофей в июне 1370 г. издал два интердикта: одна отлучительная грамота была адресована смоленскому великому князю Святославу, другая — не названным поименно "благороднейшим князьям русским"[20]. Причина отлучения Святослава Смоленского от церкви излагалась в патриаршем послании следующим образом: "Мерность наша узнала, что ты согласился и заключил договор с великим князем всея Руси кир Дмитрием, обязавшись страшными клятвами и целованием честного и животворящего креста в том, чтобы тебе ополчиться на врагов нашей веры и креста, поклоняющихся огню и верующих в него. И великий князь, как условился и договорился с тобою, был готов и ожидал тебя; но ты не только не сделал, как обещался и клялся, но, преступив клятвы, договор, обещание и крестное целование, ополчился вместе с Ольгердом против христиан, и многие из них были убиты и разорены..."[21]. Те же обоснования церковной карательной меры были приведены и в отлучительной грамоте русским князьям[22]. Таким образом, выясняется, что до июня 1370 г. Святослав Смоленский и некоторые другие князья заключили с великим князем Дмитрием Ивановичем договоры против Литвы (врагом, "поклоняющимся огню и верующим в него", был Ольгерд), а затем не только не поддержали Дмитрия, уже собравшего полки, но и выступили против него вместе с Ольгердом. До июня 1370 г. имело место лишь одно столкновение литовского великого князя с владимирским: так называемая "первая литовщина" — поход Ольгерда на Москву в конце 1368 г., в котором приняла участие, как об этом прямо пишет летопись, "смоленьскаа сила"[23]. Следовательно, соглашения Дмитрия Ивановича со смоленским и другими русскими князьями, упоминаемые в интердиктах Филофея, состоялись до конца 1368 г., скорее всего в его начале после замирения Дмитрия с Михаилом Тверским. Какие же русские князья выступали тогда в союзе с Москвой?
Колебания этих союзников Москвы, переход их на сторону то Дмитрия, то Ольгерда подсказывают, что речь должна идти о тех князьях, чьи княжества лежали между Литовским государством и Северо-Восточной Русью. Одним из таких княжеств было Смоленское, князь которого прямо назван в процитированном послании константинопольского патриарха. В 50—60-х годах XIV в. Ольгерд, как уже отмечалось, сумел отторгнуть от Смоленска ряд городов и волостей. "Все теснее надвигалась на Смоленское княжество, охватывая его крепким кольцом, литовская сила"[24],— резюмировал А.Е. Пресняков. И в этих обстоятельствах смоленский князь становился естественным союзником русской великокняжеской власти. Положение усугублялось еще и тем, что Смоленск, Брянск, приокские княжества в церковном отношении были подвластны митрополиту Алексею, плохо контактировавшему с язычником Ольгердом. К военному и дипломатическому противодействиям нажиму Литовского государства примешивалась и религиозная неприязнь, и все это взаимно питало друг друга.
Очевидно, что в такой же ситуации, в какой оказался смоленский князь, были и другие "благороднейшие князья русские", которых в 1370 г. осудил Константинополь. Речь, очевидно, должна идти об удельных смоленских князьях и князьях восточной Черниговщины, чьи владения лежали в бассейне верхней Оки. Такое предположение подтверждается указанием летописи на союзника великого князя Дмитрия Оболенского князя Константина Юрьевича, убитого в 1368 г.[25], а также жалобой патриарху Ольгерда Литовского на князей Ивана Вяземского и Ивана Козельского, принявших сторону Москвы[26]. Возможно, что на сторону Дмитрия встал крещеный сын Ольгерда полоцкий князь Андрей, который в начале 1368 г. совершил нападение на Хорвач и Родню, две тверские волости, относившиеся к отчинным владениям Михаила Тверского[27]. Во всяком случае, если поименное определение союзников великого князя Дмитрия несколько затруднительно, то общее заключение о соглашении между Москвой и пограничными с Литвой русскими княжествами в начале 1368 г., думается, не должно вызывать сомнений.
Заручившись такой поддержкой, московское правительство не только собрало войска, как это констатирует в своих отлучительных грамотах патриарх Филофей, но и приступило к военным действиям против Литвы. В первой половине 1368 г. удельный московский князь Владимир Андреевич "ходилъ ратию да взялъ Ржеву"[28]. Речь шла о захвате не только города Ржевы, а, как можно судить на основании жалобы Ольгерда константинопольскому патриарху, и всей относившейся к Ржеве территории, доходившей на западе до озер Волго, Вселуг и Селигер и равной по своим размерам территории среднего княжества Северо-Восточной Руси[29].
Нанеся чувствительный удар Литве, московское правительство решило не прибегать к силе в борьбе с другим своим противником — Михаилом Тверским. Тверскую проблему в Москве попытались разрешить "мирными средствами", но в типично средневековом духе. Князя Михаила пригласили на переговоры в Москву. Тот заколебался, опасаясь западни. Тогда ему были даны клятвенные гарантии его безопасности, и Михаил решился. Со своими боярами он отправился в Москву, но по прибытии был схвачен, бояре его арестованы и заключены под стражу. Грех за клятвопреступление снял с москвичей митрополит Алексей. Арестовав Михаила, московское правительство захватило у него удел князя Семена Константиновича и посадило там князя Еремея со своим наместником. Только приход в том же, 1368 г. в Москву посольства от Мамая спас Михаила Тверского от худшего. Опасаясь нежелательной ордынской реакции, московское правительство вынуждено было отпустить тверского князя[30].
автор статьи В.А. Кучкин
[1] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 69.
[2] Там же, т. X, с. 220, 221.
[3] Последняя акция, где Всеволод еще выступает лидером всех Александровичей, — его поездка в Орду в 1361 г., связанная, вероятно, как и поездка Василия Кашинского, с внесением ордынского выхода (Там же, т. XV, вып. 1, стб. 72; ср. стб. 71, где указывается, что князь Василий в Бездеже "сребро... поклалъ").
[4] Там же, стб. 72.
[5] Там же, стб. 75.
[6] Там же, стб. 79 (Михаил титулуется великим князем).
[7] Там же.
[8] Там же, стб. 81.
[9] НПЛ, с. 369; ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 81.
[10] Он умер 23 октября 1364 г. (ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 76).
[11] ДДГ, № 5, с. 19—21. Датировка договора колеблется у различных исследователей: А.Е. Пресняков признавал правильным тот вариант его датировки у А.В. Экземплярского, в котором он относил составление документа к 1362 г. (Пресняков А.Е. Указ. соч., с. 172—173 и прим. 1 на с. 172). К этому же моменту относит составление договора А.А. Зимин, уточняя его дату: зима 1362/63 г. (Зимин А.А. О хронологии духовных и договорных грамот великих и удельных князей XIV—XV вв.— В кн.: Проблемы источниковедения. М., 1958, вып. VI, с. 282). Более поздним периодом датировал оформление соглашения между московскими князьями Л.В. Черепнин. Он считал, что договор составлен после 23 октября 1364 г., когда умер младший брат Дмитрия Ивановича князь Иван. Далее, уже не обосновывая своего решения текстом документа, Черепнин называл дату его составления — 1367 г. Очевидно, по мысли Черепнина, возведение каменного Кремля в Москве и война с Тверью должны были непременно привести к соглашению Дмитрия с Владимиром (Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XIV—XV вв. М.; Л., 1948, ч. 1, с. 32—33). Все предложенные датировки договора почти не основываются на изучении его текста. Между тем отсутствие в нем какого-либо упоминания о семьях заключивших договор князей свидетельствует, что он составлен до 18 января 1367 г., когда Дмитрий женился. С другой стороны, статья докончания "А в твои ми [удълъ грамотъ жаловаль]ныхъ не давати. Тако же и тобъ в мои удълъ и во все мое великое княженье не давати своихъ грамотъ. А который грамоты буду подавал, а тъ ми грамоты отоимати. А тобъ тако же, брату моему молодшему, грамоты отоимати, кому будешь подавал в моемь княженьи" (ДДГ, № 5, с. 21), говорит за то, что Дмитрий уже владел великим княжеством Владимирским, причем сравнительно продолжительное время, поскольку его двоюродный брат успел выдать на какие-то земли (видимо, села) великого княжества свои грамоты. Поэтому отнесение договора к зиме 1362/63 г. является неприемлемым. Полагая вслед за Черепниным и вопреки Преснякову, что договор вызван к жизни де внутренними событиями в Московском княжестве, а осложнением внешней обстановки, в намеченных хронологических рамках (после зимы 1362/63 г. и до 18 января 1367 г.), следует остановиться на 1366 г. как времени, когда эта обстановка стала наиболее тревожной для московских князей и потребовала их единения.
[12] ДДГ, № 5, с. 21.
[13] Там же: "а мнъ тобе кормити по твоей службъ".
[14] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 83.
[15] Там же, стб. 84.
[16] НПЛ, с. 369.
[17] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 84.
[18] Там же, стб. 84—85.
[19] Там же, стб. 85.
[20] РИБ, т. VI. 2-е изд. Прилож., № 21 и 20.
[21] Там же, стб. 122. В переводе напечатано "верующим в него", хотя должно быть "верующих в него".
[22] Там же, стб. 118, 120.
[23] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 88 и 89-90.
[24] Пресняков Л.Е. Указ. соч., с. 298.
[25] ПСРЛ, т. XV. вып. 1. стб. 89.
[26] РИБ, т. VI. 2-е изд. Прилож., стб. 138. Впрочем, позиция Ивана Вяземского и Ивана Козельского, ранее служивших Ольгерду, могла измениться под влиянием событий 1369 и 1370 гг., когда москвичи воевали смоленские волости, а затем совершили поход на Брянск (ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 91, 92).
[27] ПСРЛ, т. XV. вып. 1, стб. 87. О крещении Андрея см.: НПЛ, с. 354, под 6850 г. О местоположении Хорвача см.: Квашнин-Самарин Н.Д. Указ. соч., с. 34. О местоположении Родни см.: Борзаковский В.С. Указ. соч., с. 31.
[28] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 87.
[29] РИБ, т. VI. 2-е изд. Прилож., № 24, стб. 138. К территории Ржевы отпосились первые 10 (кроме Великих Лук) городков, перечисленных в Послании Ольгерда как отнятые у него войсками великого князя Дмитрия. О местоположении этих городков см.: Успенский В.П. Литовские пограничные городки: Селук, Горышин и другие. Тверь, 1892.
[30] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 87. О посольстве монголо-татар в 1368 г. и об опасениях великого князя Дмитрия см.: Насонов А.Н. Монголы и Русь, с. 128—129. Что это было посольство Мамая, доказывается тем, что в 1368 г. Мамай был руководителем всей Орды, ему в названном году удалось занять Сарай.