После пожара 1185 г. Всеволод Большое Гнездо произвел в Успенском соборе во Владимире сложные технические работы, значительно расширившие храм.
Всеволод с трех сторон обстроил храм просторными галереями. Стены храма, окруженные этими обстройками, были прорезаны широкими арочными пролетами и соединены арочными же перемычками с новыми наружными стенами галерей. Над галереями строители поставили четыре новых световых главы.
Собор из одноглавого стал пятиглавым. Полы из майоликовых плит были сменены на полы из фигурной майоликовой мозаики. Собор был заново расписан и заново украшен драгоценной утварью.
К 1193—1194 гг. относится построение во Владимире Дмитриевского собора. На стене Дмитриевского собора можно было увидеть псалмопевца царя Давида, Александра Македонского, летящего на грифонах, и др. На обращенном к городу северном фасаде собора скульптор изобразил самого строителя собора и одного из героев "Слова о полку Игореве", Всеволода Большое Гнездо, с наследником среди коленопреклоненных подданных.
Все великолепное наружное убранство владимирских храмов было выполнено по княжеской инициативе простыми владимирскими каменосечцами. Эти владимирские каменосечцы внесли в свои изделия широкую струю народного искусства.
Памятники владимирского зодчества хранят в себе драгоценные остатки и владимирской живописи XII в. Во владимирском Успенском соборе сохранились фрагменты росписей, сделанных при Андрее Боголюбском и при Всеволоде Большое Гнездо.
По-видимому, к 1194—1197 гг. принадлежат росписи Дмитриевского собора во Владимире. Живопись Владимира сохраняет тот же княжеский характер, что и архитектура. В ней сильны связи с живописью Киева XII в., но вместе с тем сказывается стремление к пышности, парадности.
Исключительный интерес представляет икона, изображающая Дмитрия Солунского — святого князя Всеволода Большое Гнездо[1] (теперь находится в Третьяковской галерее). Есть основание думать, что перед нами портретное изображение самого Всеволода. Дмитрий сидит на престоле и вынимает из ножен меч. На его голове — византийский кесарский венец. Его лицо властно и энергично.
Значительных успехов во Владимиро-Суздальской Руси в XII—XIII вв. достигло ремесло. Образцом кузнечного ремесла Владимиро-Суздальской Руси в сочетании с ювелирным может служить известный шлем Ярослава Всеволодовича, найденный в начале прошлого столетия на поле Липецкой битвы 1216 г., где Ярослав потерпел поражение. В отличие от шлемов предшествующей поры он весь выкован из одного металлического куска, что делало его более легким и более прочным одновременно. Сверху шлем был набит серебром и выложен серебряными накладками исключительно изящной отделки, со сложным орнаментом и изображением архангела Михаила, с надписью вокруг этого изображения: "Вьликъи архистратиже ги Михаиле помози рабу своему Феодору" (Федор — христианское имя Ярослава).
То же сочетание кузнечного дела с ювелирным представляют собой декоративные топорики. Один из них, с изображением буквы А, возможно, принадлежал Андрею Боголюбскому или кому-нибудь из его дружины. Это легкий стальной топорик со звоном в обухе. Он покрыт истовым серебром с гравировкой, позолотой и чернью.
Широко известны и врата из суздальского Рождественского собора, созданные в особой сложной технике золотого письма по меди. Техникой этой, изобретенной русскими мастерами, удавалось создать тонкий линейный рисунок золотом на фоне, покрытом черным лаком.
Владимирское летописание XII—XIII вв. сохранилось до нашего времени в составе Лаврентьевской летописи и, в пределах до 1206 г., в составе Радзивилловской летописи.
В 1175 г. по воле Андрея Боголюбского начал составляться первый владимирский летописный свод, положивший в свое основание владимирские летописные записи XII в. и летопись Переяславля Русского (Южного), во главе которой находилась "Повесть временных лет". Этот летописный свод составлялся в главной святыне Владимирского княжества — владимирском Успенском соборе. Смерть Андрея Боголюбского прервала выполнение этого свода. Он был закончен в 1177 г. при Всеволоде Большое Гнездо. При Всеволоде же составляется новый свод в 1193 г. После смерти Всеволода своды владимирского летописания составляются в течение всего XIII в. Они отличаются строго проводимой идеей главенства Владимира в Русской земле. Летописец часто пользуется цитатами вз священного писания, прибегает к нравоучениям, дидактике, моральным сентенциям, иногда не в меру многоречив и риторичен. Свою книжную начитанность летописец постоянно использует для прославления, пропаганда: и освящения церковным авторитетом власти князя: "князь бо не туне (не зря) мечь носить — в месть злодеем, а в похвалу добро творящим"; "судя суд истинен и нелицемерен, не обинуяся лице сильных своих бояр, обидящих меньших и работящих сироты и насилье творящих" и т.д. Он деятельный сторонник княжеской власти.
Суровое морализирование, восхваление твердой, а главное, "правый суд судящей" власти, способной подавить бояр, "обидящих меньших", — это не случайные особенности Владимиро-Суздальской княжой летописи, идеологически обосновавшей реальные притязания владимирских князей.
Под 1206 г. — временем отъезда сына владимирского князя Всеволода, Константина, в Великий Новгород — летописец обильно приводит выдержки из священного писания, чтобы подкрепить ими авторитет княжеской власти. Летописец как бы напутствует Константина перед отъездом его в город, издавна стремившийся освободиться от власти князя: "Власти мирьскые от бога вчинены суть", "богу слуга есть, мьстя злодеем" и т.д. Вручая Константину крест и меч, Всеволод говорит ему: "се (крест) ти буди охраньник и помощник, а мечь прещение и опасенье, иже ныне даю ти пасти люди своя от противных".
Официальный, торжественный характер Владимирского летописания сказался и в том, что Владимирская летопись впервые в истории русского летописания была богато иллюстрирована многочисленными миниатюрами. Копии этих миниатюр дошли до нас в рукописи так называемой Радзивилловской летописи.
Едва ли не самым характерным явлением владимирской литературы служит известное "Моление" Даниила Заточника. "Моление" представляет собой обращение, мольбу некоего Даниила к князю с просьбой взять его к себе на службу. Даниил восхваляет книжное образование, различными историческими и бытовыми примерами доказывает необходимость для князей мудрых советников, а затем всячески стремится показать свою начитанность и хитроумие.
Основная часть "Моления" состоит из ряда своеобразных, ритмично организованных строф, с ассонансами и общим повторяющимся обращением в начале: "княже мой, господине". Строфы распадаются на излюбленные в средневековой литературе (западной и русской) афористичен ские изречения, пословицы и небольшие рассуждения. В подборе этого книжного материала Даниил выказывает себя широкообразованпым писателем, живущим в утонченной литературной среде и не боящимся остаться непонятым.
Если иногда и трудно угадать в упоминаемых в "Молении" реалиях конкретные явления русской жизни, то общая тенденция и идеологическая направленность этого произведения вполне конкретны: они типично владимирские. Восхваляя Ярослава Всеволодовича (сына Всеволода Большое Гнездо — отца Александра Невского), Даниил ясно заявляет себя сторонником сильной княжеской власти, противником бояр. Многочисленными афоризмами Даниил стремится обосновать неограниченность власти князя, подчеркнуть ее значение и вечный характер: "женам глава муж, а мужам князь, а князем бог", "гусли строятся персты, а град нашь твоею (князя) державою". "Лучше бы ми воду пити в дому твоем, — обращается Даниил к Ярославу, — нежели мед пити в боярстем дворе"; "конь тучен, яко враг сапает на господина своего, тако боярин богат и силен смыслит на князя зло" и т.д.
Памятников материальной культуры богатой Галицко-Волынской земли дошло до нас очень немного. Однако и то, что сохранилось, свидетельствует о пышном расцвете галицко-волынской архитектуры, живописи, прикладного искусства, о связях галицко-волынской культуры с культурой других областей Руси и о ее народных корнях. Остатки почти 30 каменных построек конца XII—XIII в. вскрыты археологами в Галиче. Во Владимире Волынском сохранился Успенский собор, выстроенный в 1160 г. князем Мстиславом Изяславичем.
Летопись дает нам представление о существовании в Галиче в середине XII в. целой группы дворцовых построек, близких по типу к замку Андрея Боголюбского: здесь были дворец, лестница с сенями, дворцовый храм и переходы к нему из дворца. Галицкие церкви были украшены белокаменной резьбой, сходной с народным искусством белокаменной резьбы Владимира Залесского.
0 богатстве внешнего убранства галицко-волынских храмов дает представление описание церкви Ивана в Холме, помещенное в Ипатьевской летописи под 1259 г. В этой церкви, "красной и лепой", своды опирались на капители в виде человеческих голов, изваянных "от некоего хитреца", в окна были вставлены витражи, верх церкви был украшен "звездами златыми на лазуре". Пол церкви был "слит от меди и от олова чиста, ярко блещатися яко зерцалу". Две двери были "украшены камониемь галичным белым и зеленым холмьскым, тесаным, изрытым некнмь хытрецемь Авдьемь".
Скульптурные украшения снаружи церкви были выкрашены всеми цветами и золотом. Наружные фрески были так хороши, "якоже всим зрящим дивитися бе". Иконы в этой церкви были "диву подобны". Посредине города Холма стояла высокая "вежа" (башня) — снизу на высоту 15 сажен каменная, вверху же деревянная и убеленная "яко сыр" (творог), так что светилась она "на все стороны". Описывает летописец и другие церкви в Холме, а также каменный столп вблизи города: "...а на немь орел камен изваян, высота же камени (каменной части столпа) десяти локот, с головами же (орел, очевидно, был двуглавый) и с подножьками 12 локот"[2].
О развитии книжного дела свидетельствуют роскошные рукописи, написанные в Галицко-Волынской земле в XII—XIII вв. и сохранившиеся до наших дней в составе рукописных собраний. Ипатьевская летопись под 1288 г. пишет, что волынский князь Владимир Васильевич роздал по завещанию многочисленные книги. Среди них были книги, списанные им собственноручно, было евангелие, писанное золотом, с переплетом, окованным серебром с жемчугом, и украшенное иконой с финифтью; другое евангелие было "чудно видением" — оковано золотом, украшено драгоценными камнями, жемчугом, финифтью и т.д.
Богатая когда-то литература Галицко-Волынской земли представлена только летописанием, сохранившимся в составе Ипатьевской летописи начиная с 1200 г. Галицко-волынское летописание складывалось по преимуществу из отдельных княжеских биографий и не имело первоначально хронологической канвы. Это было цельное повествование. Оно имело ярко выраженную княжескую идеологию, было полно восхвалений князей и ненависти к боярству.
Особенно характерна в этом отношении центральная часть Галицкой летописи — жизнеописание Даниила Романовича Галицкого. Подробно приводит автор воинские речи Даниила, полные высокого представления о чести воина и чести родины, многие из которых представляют собой прекрасные образцы ораторского искусства. Автор следит за ратными подвигами Даниила, описывает его личное участие в боевых схватках. Не раз обнажает меч Даниил, не раз ломает свое копье, не раз оказывается на волосок от смерти.
В тоне резкого раздражения говорит автор о врагах Даниила — боярах. Одного из них, Жирослава, он называет "льстивым", он "лукавый льстец", его язык "лжею питашеся". У льстивого боярина Семьюнка лицо было красное, как у лисицы. Боярин Доброслав, когда ехал на коне, то в гордости не смотрел на землю. Малодушные изменники бояре, которые вынуждены были в конце концов сдаться Даниилу, выходят к нему со слезами на глазах, осклабленными лицами. Желчи, гнева, сатирических красок хватило бы у автора на изображение боярских крамол эпохи Грозного.
Автор жизнеописания Даниила ставил себе задачи прославления Даниила, пропаганды его власти и необходимости борьбы с боярством.
В отличие от Владимиро-Суздальского летописания стиль летописания Галицко-волынского целиком светский, дружинный. В нем явственно слышны отзвуки дружинной поэзии, не раз заставлявшие исследователей сближать отдельные места Галицко-волынского летописания со "Словом о полку Игореве".
Культуру многих феодальных полугосударств Руси XII—XIII вв. мы знаем очень слабо. Так, например, мы никак не представляли бы себе культурную жизнь Турово-Пинского княжества, если бы не было известно по одному древнему сказанию, что там родился и провел жизнь один из лучших ораторов Древней Руси — знаменитый Кирилл Туровский. Кириллу, которого впоследствии называли "русским Златоустом", с течением времени было приписано чрезвычайно много произведений, что значительно затрудняет определение его литературного наследства. Однако и то, что несомненно может быть присвоено Кириллу, рисует его плодовитым и деятельным писателем.
Блестящая форма составляет отличительную черту произведений Кирилла Туровского. Кирилл в широкой степени прибегает к утонченным ораторским приемам: к аллегориям, противоположениям, сравнениям, уподоблениям, вопросо-ответной форме изложения, оживляет проповедь введением пространных диалогов и плавности речи, Благодаря своим исключительным внешним достоинствам произведения Кирилла переписывались древнерусскими книжниками рядом с сочинениями знаменитых византийских ораторов и богословов — "отцов церкви". Кирилл — образованный проповедник. Проповеди показывают глубокое знакомство его с византийской литературой и греческим языком. Своим образованием Кирилл пользуется очень широко, иногда даже до излишества.
Итак, "Слово о полку Игореве" возникло в сложной культурной обстановке. Оно не было одиноким памятником при всей его исключительности.
Русская культура накануне монголо-татарского нашествия отмечена энергичным поступательным движением. Культурные центры становились более многочисленными. Культура Руси развивалась и крепла, проникалась народными началами и углубляла свою самобытность.
Одновременно росла социальная дифференциация внутри культуры. Резко выделялась прогрессивная часть культуры Руси, отмеченная идейной борьбой за единство Руси и связью с творчеством трудового народа. Размежеванию единой русской культуры границами феодальных полугосударств противостоит рост тех ее объединяющих основ, которые впоследствии составили фундамент национальных культур трех братских народов — русского, украинского и белорусского. Эти объединительные тенденции исходили прежде всего от самого трудового народа — подлинного создателя материальных и духовных ценностей.
автор статьи Д.С. Лихачев
[1] ...святого князя Всеволода Большое Гнездо — Всеволод носил христианское имя Дмитрия, и потому Дмитрий Солун-ский считался его небесным покровителем.
[2] Локоть — древнерусская мера длины. Размеры локтя колебались от 38 до 46 см.