КУЛИКОВСКАЯ БИТВА
Литва и Русь перед битвой на Куликовом поле
А.Н. Насоновым были раскрыты изменения в отношениях между Ордой и Москвой в 60-х годах XIV в.[1] Одновременно с наступившим в эти годы распадом Золотоордынской державы на ряд сражающихся между собой ханств наблюдается рост самостоятельности Московского княжества, которое, используя противоречия между отдельными улусами, все более решительно стремится подчинить своей власти русские княжества северо-востока. Из них оказать эффективное сопротивление оказались способны лишь те, кто мог опираться на поддержку Литвы (Тверь прежде всего). Стремясь ослабить Москву, объединительная политика которой угрожала основам ордынского господства над русскими землями, фактический правитель наиболее крупного из монголо-татарских ханств темник Мамай должен был оказывать поддержку именно этим княжествам, и на данной основе могло возникнуть сближение между мамаевой Ордой и Великим княжеством Литовским.
Сближение это наметилось не сразу. Первоначально в Вильне воспользовались начавшимся распадом Золотоордынского государства, чтобы раздвинуть границы Великого княжества на юг. В 1363 г. Ольгерд предпринял поход в бассейн Буга против монголо-татарских князей Хаджибея, Кутлубути и Дмитрия, распоряжавшихся Подолией. После поражения, нанесенного этим князьям литовским войском, в Подолии "Олгирдовым преизволением и с помочью Литовские земли" сели племянники Ольгерда — Кориатовичи[2]. Хотя, возможно, открытой войны между обоими государствами не было, так как упомянутые выше князья могли быть противниками Мамая, несомненно, литовская активность на юге находилась в противоречии с интересами мамаевой Орды, непосредственно граничившей с Великим княжеством. Характерно, что на это время литовского продвижения на юг пришлось определенное улучшение во взаимоотношениях московских князей с Литвой и ее союзниками: в 1363 г. митрополит Алексей — фактический глава московского правительства в малолетство Дмитрия Донского — ездил в Литву и поставил епископа в Брянске, в июне 1364 г. он посетил Тверь и крестил приведенную туда дочь Ольгерда[3].
Однако тенденция к сближению восточноевропейских государств на почве общей борьбы с Ордой не получила развитая; наоборот, стали намечаться определенные контакты между Ордой и Литвой. Первое свидетельство о таких контактах дает летописная запись под 1365 г.: "Тое же зимы еда из Литвы [к] весне Иляс Коултубузин сын был во Тфери"[4]. Упомянутый в этой записи Ильяс, сын Кутлубуги[5], — несомненно, ордынский посол, ездивший в Литву. То, что посол ехал из Литвы через Тверь, думается, свидетельствует о начавшемся сближении Твери и Литвы с Ордой. Поездка посла, вероятно, не случайно пришлась на тот момент, когда на тверской княжеский стол сел зять Ольгерда Михаил. Еще более ясно тенденция к сближению Литвы и Орды выступает в начале 70-х годов, когда Мамай дал тверскому князю Михаилу ярлык на Владимирское великое княжение. В летописи указывается, что для хлопот о ярлыке Михаил Тверской в 1370 г. поехал в Орду прямо "из Литвы"[6]. В этом можно видеть косвенное указание, что его поездка в Орду была согласована с Ольгердом. Имеем и более прямые данные об установлении союзных отношений между двумя государствами: по сообщениям орденских хронистов, в битве с крестоносцами на Рудаве в 1370 г. на стороне литовцев участвовали монголо-татарские войска[7], которые, по мнению некоторых исследователей, были посланы на помощь литовским князьям Мамаем[8].
Разумеется, совпадение интересов союзников не следует преувеличивать. Характерное указание в летописи, что Михаил Тверской отказался от обещанной ему Мамаем вооруженной поддержки[9], говорит за то, что тверской и литовский князья не были в то время заинтересованы в слишком широком вмешательстве Орды в ход борьбы за Владимирское великое княжение. Кроме того, и Ольгерд, и Михаил Тверской, вероятно, принимали во внимание ту отрицательную реакцию, которую их прямое сотрудничество с Ордой могло вызвать как у населении русского северо-востока, так и у населения белорусских и украинских земель Великого княжества. В итоге на рубеже 60—70-х годов XIV в. до прямого сотрудничества литовских и ордынских войск дело не дошло. Однако наличие даже частичного соглашения между Литвой и Ордой создавало для московского правительства серьезные трудности.
Нет нужды подробно излагать события московско-литовской войны 1368—1372 гг., так как их глубокий и всесторонний анализ дан Л.В. Черепниным[10]. Отметим лишь некоторые основные результаты длительного конфликта. Несмотря на неблагоприятные условия, в которых оказалось Московское великое княжество, литовское наступление натолкнулось на упорное сопротивление московских князей и их союзников, постоянно возраставшее по мере продолжения борьбы. Московское великое княжество не только не отказалось от своих притязаний на руководящую роль среди княжеств Северо-Восточной Руси, но и прочно удерживало за собой основные центры "великого княжения". Успехи Литвы и Твери свелись к захвату лишь некоторых второстепенных центров на его территории. На нападения литовских и тверских войск московское правительство отвечало усиленными контрударами по владениям не только тверского князя, но и Ольгерда. В результате на некоторых направлениях Москва не только сохранила, но и упрочила свои позиции. Сказанное можно продемонстрировать на примере положения, сложившегося в эти годы на землях княжеств бассейна верхней Оки, принадлежавших потомкам черниговских князей. Этот район, лежавший на стыке владений Москвы и Литвы, был объектом постоянной борьбы между ними. Одной из целей выступления Ольгерда было укрепление здесь литовского влияния. В 1368 г. Ольгерд двинулся на Москву именно через эти земли, расправляясь с московскими сторонниками среди местных князей; так, в Оболенске был убит князь Константин Юрьевич Оболенский[11]. В ответ на это Дмитрий Донской в 1370 г. "посылал воевать Брянска"[12]. Об итогах действий московских войск узнаем из жалобы Ольгерда, посланной в 1371 г. константинопольскому патриарху. Московская рать не только отобрала у литовцев Калугу и Мценск, но и нанесла удар по владениям новосильского князя Ивана: его жена, дочь Ольгерда, была захвачена в плен[13]. В результате в верховских княжествах возобладало московское влияние: в перемирной московско-литовской грамоте 1372 г. старший из мостных князей "великий князь Роман" выступает как один из главных союзников Дмитрия Донского[14].
Все вышеизложенное объясняет, почему после заключения мира Ордена с Новгородом и Псковом в 1371 г., когда третий литовский поход на Москву не привел к успеху, Ольгерд в 1372 г. вынужден был заключить мир с Дмитрием Ивановичем. Оказавшись без литовской помощи, Михаил Тверской одновременно утратил и поддержку монголо-татар, так как в 1373 г. в Орде началась "замятия"[15]. В результате он вынужден был пойти на соглашение с Дмитрием Московским и "со княжениа с великаго наместникы свои свел"[16].
Такой исход борьбы, означавший фактическое признание руководящей роли Москвы в Северо-Восточной Руси, не мог удовлетворить ни Литву, ни Орду. К сожалению, нам почти ничего не известно о литовско-ордынских отношениях в середине 70-х годов. Лишь некоторые косвенные указания источников позволяют предполагать, что Великое княжество снова попыталось в это время использовать вспышку борьбы между монголо-татарскими улусами для расширения литовского влияния на юге[17]. Но этот поворот в литовской политике был кратковременным. Уже сообщения летописи о событиях 1375 г. позволяют думать, что к этому времени планировалось совместное выступление Твери, Литвы и Орды против Московского княжества. Отправив весной 1375 г. послов в Орду за ярлыком на "великое княжение", Михаил Тверской отправился "в Литву", где, несомненно, информировал о своих планах Ольгерда и Кейстута. О литовской реакции на его действия красноречиво свидетельствует тот факт, что по возвращении в Тверь, получив в июле 1375 г. из Орды ярлык, тверской князь объявил войну Дмитрию Ивановичу[18]. В последующем рассказе ясно указывается, что в Твери "надеялися помочи от литвы и от татар"[19].
Этот план был, как известно, сорван быстрыми действиями Дмитрия Донского, который уже в начале августа 1375 г. привел под Тверь "всю силу руских городов". Сохранившийся в летописи перечень князей — участников похода[20] позволяет судить о сфере политического влияния Москвы в это время. Так, в походе приняли участие виднейшие из потомков черниговских князей — Роман Михайлович Брянский, Роман Семенович Новосильский, Семен Константинович Оболенский, Иван Константинович Тарусский. Тем самым можно уже со всей уверенностью говорить, что важный стратегический район верхней Оки к середине 70-х годов XIV в. оказался вне пределов литовского влияния. Еще более важно участие в походе князя Ивана Васильевича Смоленского[21] — свидетельство того, что к середине 1375 г. и Смоленск стал на сторону Москвы[22], в чем нельзя не видеть крупную неудачу литовской политики.
Ее новой неудачей была капитуляция Твери после месячной осады в начале сентября 1375 г.[23]: по заключенному договору Михаил Тверской признал Дмитрия Ивановича "братом старейшим" и обязался действовать вместе с ним против Орды и Литвы, в частности "боронити" земли великого князя смоленского[24]. Хотя связи Твери с Литвой не были прерваны[25], тверской князь вплоть до 1383 г. не участвовал ни в каких акциях, направленных против Москвы. Уже осенью 1375 г. имели место нападения литовских и монголо-татарских войск на земли союзников Москвы: Ольгерд "повоевал смоленскую волость", а войска Мамая сожгли Новосиль[26]. Но эти нападения не привели к серьезным политическим результатам. Смоленск продолжал стоять на стороне Москвы[27], как и черниговские князья[28].
Неуспех литовской политики па северо-востоке совпал с неудачами на других направлениях. Так, в конце 1376 г. группа литовских князей во главе с Кейстутом попыталась овладеть Галицкой землей. Начавшаяся затем война с соединенными под властью короля Людовика Польским и Венгерским королевствами закончилась к концу 1377 г. тем, что Великое княжество утратило ряд городов на Волыни, а оставшиеся в своих уделах на Волыни и в Подолии Гедиминовичи должны были признать себя вассалами короля[29]. Путь к экспансии на юго-запад оказался закрытым. Если к этому добавить, что вторая половина 70-х годов XIV в. стала временем все усиливавшегося натиска крестоносцев, войска которых неоднократно подходили к самой столице Великого княжества — Вильне[30], то станет ясно, каким неблагоприятным оказалось в это время международное положение Великого княжества. Не удивительно, что в этих условиях литовские князья не могли оказать никакой поддержки своему монголо-татарскому союзнику. Поражение, нанесенное московской ратью войскам Мамая в битве на р. Воже (1378 г.), в сложившихся условиях способствовало дальнейшему ослаблению литовских позиций в Восточной Европе. В разгар описываемых событий скончался Ольгерд и виленскнй великокняжеский стол перешел к его сыну Ягайле. Перед политическими руководителями Великого княжества стояла задача: какими средствами добиваться укрепления международного положения Великого княжества?
автор статьи Б.Н. Флоря
[1] Насонов А.Н. Монголы и Русь. М.; Л., 1940, с. 117 и след.
[2] Рассказ о походе Олъгерда на Орду к Синим водам читается уже в первой редакции "Летописца великих князей литовских" и записан, по-видимому, в первой половине 30-х годов XV в. (ПСРЛ. М., 1980, т. 35, с. 66; Чамярыцкi В.А. Беларускiя летапiсы як помнiкi лiтаратуры. Мiнск, 1969, с. 97—99). В рассказе события не датированы и время похода определяется летописной записью под 6871 г., восходящей к тверскому источнику: "Тое же осени Олгерд Синю Воду и Белобережие повоевал" (ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 75; см. также: Насонов А.Н. Указ. ооч., с. 127). Поскольку в летописной записи не упоминаются монголо-татары, польский исследователь С.М. Кучинский, посвятивший данному событию специальную работу, предположил, что Ольгерд ходил, возможно, вовсе не на монголо-татар, а может быть, на какого-нибудь русского кцязя, а в рассказе "Летописца" ему ошибочно приписаны победы Витовта над монголо-татарами в Подолии [Kuczynski S. М. Sine wody (rzecz о wyprawie Olgierdowej 1362 г.).—In: Kuczynski S.M. Studia z dziejow Europy wschodniej X—XVII w. Warszawa, 1965, s. 159, 172, 175]. Однако следует иметь в виду, что Синие воды — современная речка Синюха, приток Южного Буга — была старым традиционным районом монголо-татарских кочевий, о чем хорошо помнили еще в середине XVI в. В это время крымский хан писал королю Сигизмунду-Августу, что "которие врочища есть по Богу по реце и по Синей Воде...", то здесь в свое время еще "Саин цара (т.е. Батыя.— Б.Ф.), Езюбек, Чаанъбек цара кочовища были" и монголо-татары "и до сих часов у тых к шпенях есть похованы и тепер тые кешени стоят" (Книга посольская метрики Великого княжества Литовского, содержащая дипломатические сношения Литвы в государствование Сигизмунда-Августа. М., 1843, с. 41). Это обстоятельство находится в явном противоречии с положениями Кучинского и позволяет с большим доверием отнестись к рассказу "Летописца".
[3] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 75-76.
[4] Там же, стб. 79. В издании — "Веснеиляс". Предложенное здесь прочтение дано Кучинским (Kuczynski S.М. Op. cit., s. 174).
[5] Кучипский отождествляет его с Ильяс-беем, сыном Кутлубуги, который упоминается в 1380 г. как наместник Солхата в Крыму (Ibidem).
[6] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 93.
[7] SCR, t. II s. 95.
[8] Prochaska A. Krol Wladyslaw Jagiello. Krakow, 1908, t. I, s. 31.
[9] См. слова Мамая, обращенные к тверскому князю: "княжение есмы тебе дали великое и давали ти есмы рать и ты не понял" (ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 96—97).
[10] Черепнин Л.В. Указ. соч., с. 562—575.
[11] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 89.
[12] Там же, стб. 92.
[13] Русская историческая библиотека, т. VI. 2-е изд. СПб., 1908, стб. 135-136.
[14] ДДГ. М.; Л., 1950, № 6, с. 22.
[15] ПСРЛ. СПб., 1897, т. XI, с. 19. Подробнее об этой "замятие" см.: Греков Б.Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда и ее падение. М.; Л., 1950, с. 285-287.
[16] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 103, 105.
[17] Единственное прямое свидетельство о литовско-ордынских отношениях этого времени — летописная запись под 1374 г.: "Того же лета въ сенине ходила Литва па татарове на Темеря и бышеть межи их бой" (ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 106). Эту запись следует сопоставить с записью в "Летописце великих князей литовских" об одном из литовских князей в Подолии — Юрии Кориатовиче: "а князя Юрья Волохове (т.е. жители Молдавского княжества. — Ф.Б.) взяли его собе воеводою и тамо его окормили" (ПСРЛ, т. 35, с. 66). Исследователи, изучавшие деятельность Кориатовичей, относят это событие тоже к 1374 г. (Puzynа J. Korjat i Korjatowicze.— Ateneum wilefiskie, Wilno, 1930, t. VII, zesz. 3—4, s. 439). Если перед нами не случайное совпадение во времени, то в "Темере" следовало бы видеть одного из монголо-татарских князей, пытавшихся противодействовать распространению литовского влияния на Молдавию.
[18] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 109—110.
[19] Там же, стб. 112.
[20] Там же, стб. 110—111.
[21] О приходе под Тверь "смолнян" см. также: ПСРЛ. СПб., 1863. т. XV. стб. 435.
[22] Еще в марте 1375 г. сын смоленского князя участвовал в походе Кейстута на Ливонию (SCR. t. II, s. 107).
[23] Об осаде Твери см.: Черепнин Л.В. Указ. соч., с. 578—581.
[24] ДДГ, № 9, с. 25—26; Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XIV—XV вв. М.; Л., 1948, ч. 1, с. 52-54.
[25] В феврале 1376 г. состоялся брак Ивана, сына Михаила Тверского, с дочерью Кейстута (ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 113).
[26] ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 113. Вероятно, именно в это время князь Роман Новосильский, по свидетельству родословной традиции, "от насилья от татарского" переехал из Новосиля в Одоев (РИИР. М., 1979, вып. 2, с. 112).
[27] Еще в 1383 г. смоленский епископ был поставлен московским митрополитом Пименом, а не литовским Киприаном (ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 149). Лишь после гибели великого князя смоленского Святослава в битве с литовцами под Мстиславлем в 1386 г. была восстановлена зависимость Смоленского княжества от Литвы (Там же, стб. 152—153; Грамоти XIV ст., № 37, с. 70).
[28] Еще в 1385 г. Роман Новосильский и тарусские князья ходили с московской ратью на Рязань (ср.: ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 150; ДДГ, № 19, с. 54).
[29] Dabrowski J. Ostatnie lata Ludwika Wielkiego. 1370—1382. Krakow, 1918, s. 303—313; Halecki O. Pryczynek genealogiczny do dziejow ukladu Krewskiego.— Miesiecznik heraldyczny, 1935, N 7-8.
[30] О литовско-ордынских отношениях второй половины 70-х годов подробнее см.: Smolka S. Kejstut i Jagieflo.— Pamietnik Akademii Umiejgtnosci. Krakow, 1889, t. VII, s. 89—90.
