Словене и не думали на этот раз по кидать разоренные ими земли Империи. По словам Иоанна Эфесского, писавшего в 583/584 г., они "стали властвовать на земле и живут на ней, властвуя, как на своей собственной, без страха ... они растеклись по земле и живут на ней, и теперь распространились на ней".
Иоанн имел в первую очередь в виду области придунайской Фракии. Хотя отдельные общины словен остались в Ахайе, Фессалии и Македонии, основная их масса скопилась в более знакомых и близких к родным местам землях Нижнего Подунавья. Сюда отправившиеся в поход за наживой воины могли перевезти свои семьи и роды из-за реки. А переселившиеся племена и общины имели бы отсюда постоянную связь с заречными сородичами. К тому же север Фракии уже был почти свободен от местного населения. Ромеи скрывались за стенами немногих уцелевших крепостей, а сельские жители (в основном фракийцы и влахи) погибли или бежали.
Примерно в описываемое время, к концу VI в., на правобережье Нижнего Дуная сложилась новая славянская археологическая культура. Она получила название по селищу Попин в тогдашней Мезии, близ крепости Доростол (Силистрия). Культура представлена поселениями и могильниками. Основным районом ее распространения являлся придунайский север Болгарии (тогда провинция Нижняя Мезия). Здесь находятся древнейшие могильники исключительно с трупосожжениями. Из этих областей словене распространялись в течение еще и следующего столетия на юг, по всей Фракии.
Особенности попинской культуры, вероятно, были связаны с особенностями ее формирования в результате военного нашествия. Среди переселившихся словен распадались старые и возникали новые общинно-племенные связи. Поэтому неудивительно, что попинские общинные поселки представляли собой с самого начала совокупность отдельных дворов-отграниченных друг от друга жилищно-хозяйственных комплексов. Хозяйственная автономия отдельных семей в общине оценивается как весьма высокая.
Жилища попинской культуры - полуземлянки с печами-каменками в углу. Умерших "попинцы" погребали с небогатым инвентарем, по обряду кремации, зарывая урны с прахом на глубину до 80 см в землю. В погребениях и жилищах найдено немалое количество металлических вещей - в том числе отдельные украшения "антских" типов. Лепная керамика восходила к корчакской и пеньковской, но ее немного - основную массу посуды составляла гончарная, иногда с волнистым орнаментом, напоминающая ипотештинскую. Вероятно, изготовителями посуды в основном являлись рабы-пленники и гончары-"волохи", пришедшие со словенами из-за Дуная. Но и сами словене, надо думать, уже начали перенимать на новых землях навыки гончарства, как происходило и в других областях. Возможно, что от местного населения был перенят метод сохранения воды в специальных "цистернах", устроенных в грунте. Такие общинные запасы найдены на ряде селищ. В целом, однако, "попинцы" слабо смешивались с ромеями и фракийцами, сохраняя все основные черты словенской культуры.
Возможностью спокойно обживать ромейские земли, расселяясь при этом все шире и тесня местное население, словене были обязаны Персидской войне. Маврикию досталось тяжелое наследство, и из-за его вступления на престол дела на Востоке пошли только хуже. Полководцы, сменившие отбывшего в столицу кесаря, не отличались его дарованиями и вели войну неумело. Поражения и сомнительные локальные успехи чередовались друг с другом, но главное - затяжная война истощала Империю, поглощала все ее силы. Между тем остаткам италийских владений угрожали лангобарды, а мир с Аварским каганатом был более чем зыбок.
Нуждалась в этом мире лишь сама Империя, кагану же (по всей видимости, это был уже сын и наследник Баяна) мир только мешал. Сразу после восшествия на престол нового императора каган начал изводить Константинополь нелепыми и провокационными требованиями. То он требовал прислать себе императорского слона - и, добившись своего, тут же вернул дар; затем история повторилась с золотым императорским ложем. Наконец, в мае 583 г. каган потребовал от Маврикия увеличить сумму выплат до 100 000 номисм. Император наотрез отказал, и в конце лета того же года война возобновилась.
Каган основательно подготовился к ней. В его войске находились союзные лангобарды, в ту пору теснившие ромеев и в Италии. Но самым большим его достижением стало заключение союза со словенами. Сотрудничество с ними началось, вероятно, еще в ходе кампании 581-582 гг. Но тогда оно не могло принять сколько-нибудь организованной формы - слишком свежи были в памяти взаимные обиды. Теперь, когда во главе авар и дунайцев стояли новые вожди, и их связывала общая вражда с Империй, тесный союз становился вполне достижимым. При этом словене, уже обосновывающиеся на землях Империи, являлись для каганата незаменимым подспорьем в борьбе с ней. С другой стороны, и словенские князья, должно быть, рассчитывали на поддержку и покровительство со стороны авар. Последние обладали тем, чего словене пока были лишены, - центральной властью и единым, неплохо организованным войском.
Неудивительно, что не слишком хорошо осведомленные авторы с самого начала восприняли союз дунайцев и авар как подчинение всех словен кагану. Но придворный историк Феофилакт Симокатта, подробно описывающий всю совокупность событий, рисует несколько иную картину. Каган, с одной стороны, может "приказывать" словенам и, по крайней мере иногда, объявляет их своими "подданными". С другой стороны, у словен где-то к северу от Дуная имеется свой "рикс", Мусокий. С ним-то И связан в политическом смысле дунайский вождь Радогост. Таким образом, "подданство" кагану повисает в воздухе - разве что и Мусок ("Маджак" у Масуди) его "подданный", но это из источника никак не следует.
Явная ошибочность одних свидетельств и двусмысленность других наводит на мысль, что ромеи в принципе неверно, в своих политических понятиях, истолковали аваро-словенский союз. Но возможно, что их заблуждение проистекало из того, что каган, претендуя на власть над "всяким народом", сам подпитывал подобные мнения. Разумеется, имелись и непосредственно подчиненные кагану словене - северные и южные мораване. Они входили в войско кагана и выполняли его приказы. Но в аварском войске были и иные, "восточные" словене - что однозначно воспринималось ромеями как знак покорности.
На самом же деле суть достигнутого в 583 г. аваро-словенского соглашения, вероятно, состояла в следующем. Каган признавался общим военачальником ("воеводой", в славянской терминологии) объединенных сил в войне против Империи. Потому-то дунайцы исполняли его военные приказания и временами входили в его войско - но при этом оставались совершенно самостоятельными политически. Какая-то координация была просто необходима рассеявшимся по Балканскому полуострову словенским отрядам - а ни у кого из вождей, включая самого Радогоста, подобных прав не имелось. Потому они и согласились на кагана, прибегнув к нему как к центру силы и независимому арбитру. Неясно, впрочем, насколько эффективным было само начальствование кагана. Ясно, что реальное военное подчинение ему выказывали лишь те вожди, которые непосредственно заключили пакт, в том числе Радогост. Все это не означает, конечно, что каганат вовсе не оказывал на нижнедунайских словен никакого политического влияния. Само вручение кагану военной власти давало ему возможность так или иначе вмешиваться в племенную жизнь словен, манипулировать ими, прежде всего в своих сношениях с Империей. Каганат как гораздо более сильное и прочное образование, чем дунайский и тем более эфемерный дулебский союз, неизбежно играл в партнерстве с ними ведущую роль. Тем более каганат превращался в естественный центр притяжения для мелких родов и племен, разбросанных нашествием по Балканам. Словене к югу от Дуная попадали в реальную зависимость гораздо быстрее, чем их дакийские сородичи. Авары отчасти смешивались со словенами по обе стороны реки; к словенам проникали элементы аварской материальной культуры.
Внезапно напав на ромеев во время сбора урожая, каган с налета захватил Сингидун. В его войске были как авары, так и союзники - словене и лангобарды. За этим последовал захват большого числа других городков и крепостей провинции Верхняя Мезия. Ромеи не ожидали столь быстрого нападения, сил для обороны и сопротивления не хватало. На стороне кагана оказались и численное превосходство, и быстрота действий. Вслед за Сингидуном пал Виминакий - столица Верхней Мезии. Продвигаясь вдоль Дуная на запад, к столичной области, каган взял Августы - важную крепость в провинции Дакия, прикрывавшую одну из переправ. Перейдя границу Фракии, каган свернул на юговосток, направившись к черноморскому побережью.
В захваченных землях Верхней Мезии "варвары" не стали истреблять или изгонять местное население. Более того, завоеватели заявили: "Выходите, сейте и жните - только половину налога мы будем забирать у вас!" Каган, таким образом, вдвое снижал налоговое бремя для подданных Империи, пытаясь привлечь их на свою сторону. Он был заинтересован в прочном тыле, и планы его носили далеко идущий характер.
Упрочивая власть над покоренными землями, каган расселил в Верхней Мезии зависимых от себя славен - мораван, возможно, вперемешку с аварами. При этом он отселил или изгнал из окрестностей Сингидуна живших здесь ранее славен, подданных Империи, оставивших селище Апатины. Основной территорией расселения новопришлых словен стали низовья балканской Моравы (ранее Марг), которой они дали принесенное с севера имя. Какая-то часть мораван осталась к северу от Дуная, где их спустя столетия упомянет Баварский географ. Скорее всего мораване по обе стороны реки сохраняли политическое единство - в описываемый период под верховной властью аварского кагана.
Одно из ранних (конца VI в.) поселений мораван разместилось в самых предместьях Сингидуна - в Винче, на площади современного Белграда. Другое известно собственно на Мораве, в Слатине. В селищах, устроенных по правилам славянского домостроительства, преобладает гончарная керамика. Очевидно, словене - преимущественно пришедшие с аварами мужчины-воины - смешивались с местными жителями. При этом перенимались многие культурные традиции. Политика кагана, направленная на привлечение симпатий местных селян, видимо, приносила какие-то плоды.
Вероятно, основная масса словен после захвата Верхней Мезии отделилась от кагана. Лишенные возможности поживиться и массово осесть в провинции, населению которой был дарован мир, они устремились на юг, в Элладу. С ними шла какая-то небольшая часть авар, чье участие в последующих событиях не кажется значительным - источники говорят прежде всего, о словенах.
Вторгшись в Ахайю, словене и авары подступили к Коринфу - и на этот раз, наконец, город пал. Жители Коринфа спаслись бегством на остров Эгина в Эгейском море. Город был подожжен и отчасти разрушен, многие из не успевших бежать граждан погибли. Словене увозили из разграбленных храмов Греции "церковную утварь и большие кивории" целыми возами ("крепкими колесницами", по словам Иоанна Эфесского). Киворий из кафедрального собора Коринфа они отправили в дар кагану - тот использовал его "вмecтo шатра-натянул и укрепил и под ним сидел".
Коринф, прежде надежный ключ к Пелопоннесу в руках Империи, теперь перешел в руки "вapвapов". Они не стали разрушать дотла захваченный город и сразу принялись его обживать. Следы славянской культуры в Коринфе скудны, но они есть. Известно трупоположение с "пражскими" сосудами, найдены серьги "антского" типа. Очевидно, в городе осталось какое-то число авар и словен (в основном словен, причем обоего пола).
Занятие "варварами" Коринфа вызвало панику на Пелопоннесе. Спартанцы, ожидая их вторжения, начали переселяться в труднодоступную приморскую крепость Монемвасия, основанную при Юстиниане. Однако Маврикий, среди поднявшейся уже в самой столице тревоги, тем не менее попытался помочь и Элладе. Стремясь оттянуть силы словен и лишить кагана союзников, он прибег к помощи антов.
С момента возобновления войн с аварами отношения между Империей и антами не могли не улучшиться. Уход тюрок на восток и затяжная война в их огромном каганате лишали антов альтернативы. Между тем аварское влияние из-за сближения авар и словен опасно придвинулось к антским границам.
В первой же, еще совместной с Тиверием новелле (11 августа 582 г.) Маврикий возвращает титул "Антский". Речь едва ли шла о каких-то военных успехах, которые могли бы восприниматься как "усмирение" неверных союзников. Скорее Маврикий подчеркивал, что намерен как-либо вернуть антов под "покровительство" Империи.
Время для этого настало уже в следующем году, когда разразилась война с аварами. При том что союз в известном смысле был небесполезен для антов, их, по сложившейся имперской практике, пришлось "подкупать". Обновив союз с Империей, анты напали на словен. Земли Мунтении подверглись жестокому опустошению. Анты "подчинили" страну дунайцев, "вывезли добро ее и выжгли ee".
Последствия не заставили себя ждать. Словене действительно скоро узнали о разорении родных мест - но ответный удар нанесли не по далеким антам, а по ромеям, которых справедливо винили в случившемся. "Многие тысячи" словен, собравшись в единую рать, с опустошением ринулись на Константинополь. Меры, спешно принятые императором еще после начала военных действий в Мезии, помогли - словене "нe смогли подняться и захватить царственный гpaд". Отбитое от Длинных Стен, словенское войско устремилось к Анхиалу. Этот приморский город во Фракии являлся важной крепостью. Неподалеку находилось место отдыха и лечения знатных ромеев - прославленные термы над горячими источниками. Туда же пошел и каган. Таким образом, обе армии вторжения соединились в западной Фракии, на черноморском побережье.
Гарнизон Анхиала упорно защищался. Когда многие защитники погибли, воины кагана пробили брешь в стене и ворвались в город. Авары и их союзники предали разграблению и сам Анхиал, и его округу. Было много разрушений. Знаменитые термы спасло лишь то, что в них помылись жены аварского владыки. Когда-то после посещения терм жена Тиверия пожертвовала церкви в Анхиале императорские пурпурные одеяния. Найдя царский пурпур при разграблении храма, каган облачился в него со словами: "Желает этого царь ромеев или не желает, но вот, царство отдано мне!"
В этом дерзком заявлении имелась немалая доля истины. Авары и словене хозяйничали почти повсюду вне Длинных Стен. Не подвергшиеся нашествию Пелопоннес и Далмация, фактически отрезанные от Константинополя, могли сообщаться со столицей лишь по морю. В таком же положении находилась Фессалоника. В условиях безуспешно длящейся Персидской войны у Маврикия не оставалось иного выбора, кроме поисков мира. В конце 583-го или начале 584 г. к кагану в Анхиал прибыли ромейские послы Элпидий и Коментиол. Каган отказал в перемирии и грозил "срыть" Длинные Стены. Коментиол, упрекавший кагана в нарушении прежнего договора, испытал его гнев и подвергся заключению. Послам с трудом удалось избегнуть смерти.
В условиях длящейся войны словенские набеги и расселение почти беспрепятственно продолжались. Иоанн Эфесский так описывает ситуацию 584 г.: "И доселе, благодаря тому, что царь был занят персидской войной и все свои войска посылал на восток - именно поэтому, - они растеклись по земле и живут на ней и теперь распространились на ней. Пока Бог на их стороне, они, конечно же, и опустошают, и жгут, и грабят вплоть до стены до внешней: и все царские табуны, многие тысячи, и все остальное. И вот, даже и доныне ... они располагаются и сидят в этих ромейских пределах. Без заботы и страха захватывают пленных, убивают и жгут. И они обогатились и приобрели золото, и серебро, и табуны лошадей, и много оружия. И они выучились воевать лучше, чем ромеи..."
Достойно замечания, что именно нашествие 580-х гг. кажется, сыграло важнейшую роль в обогащении дунайских славен и соответственно в имущественном расслоении словенского общества. Последствия этого мы могли наблюдать на материалах могильника Сэрата-Монтеору и других памятников. Отметим также слова о военном деле - при осаде словенами Фессалоники в 586 г. ромеям действительно пришлось удостовериться в их новых военных навыках. Именно в это время они, очевидно, овладевают передовой осадной техникой.
Лишь в ходе второго посольства (584 г.) Элпидию удалось склонить кагана к миру. Мирный договор заключался, по сути, на условиях авар. Дань, выплачиваемая Маврикием, увеличивалась до 100 000 номисм. "Небрежность" в выплате автоматически влекла за собой немедленное возобновление военных действий. После заключения мира каган отвел авар из пределов Империи. Однако он не освободил всех захваченных территорий. В Верхней Мезии расселялись мораване, подданные кагана. Коринф также остался за "варварами".
С каганом, вероятно, ушла некоторая часть словен, не нашедших себе места в ромейских владениях и не желавшая возвращаться в Мунтению. Многим после разорительного набега антов было просто некуда возвращаться. Каган, вероятно, расселил новых подвластных словен в древнем Норике. Эти земли он подчинил себе как раз около этого времени - не исключено, что как раз их руками.
Воспоминания о приходе с востока после долгих поисков плодородной, при годной для жизни земли сохранились в позднем словенском предании. Здесь вытесненным из благодатных родных мест перенаселением предкам словенцев покровительница-"богиня" дает зерно, которое прорастает лишь в Словении. Отражается видимо, в словенском фольклоре и былая зависимость словенцев от авар - правда, смешивающихся в народной памяти с гуннами Аттилы. Последний рисуется как угнетатель и покоритель жителей Словении. Предания повествуют о его победе над местным правителем - "графом Коцяном" из Градища или некоей "словенской владарицей", которые оказываются бессильны оказать сопротивление превосходящим полчищам врага. Притом Аттила выступает персонажем совершенно мифологическим - то как псоглавец, то как живой мертвец.
В действительности завоевание, кажется, почти не сопровождалось насилием или изгнанием местного романского населения. Как представляется, новые пришельцы легко пришли к соглашению со своими альпийскими сородичами и быстро смешались с ними. Приток нового населения ускорил ассимиляцию здешних лангобардов и романцев. Словене нередко подселялись на местные поселения, наследуя элементы культуры (погребения с ингумацией, гончарство). Политическими и культурными центрами складывающихся словенских племен становились старые римские крепости.
Но о ростках христианства, появление которых у альпийских славян возвестил в 550-х гг. Мартин Бракарский, мы более ничего не слышим. Позже проповедь в Карантании пришлось начинать с нуля. Видимо, пришельцы с востока, враждебно относившиеся к вере ромеев, грабившие балканские храмы, положили предел трудам первых миссионеров. Впрочем, сама религиозная нетерпимость у словен возникла лишь в условиях войн с ромеями и под аварским влиянием. Там, где это влияние было меньше - в дулебских землях - даже христиане-чужеземцы мирно уживались со словенами еще в 590-х годах.
автор статьи С.В. Алексеев