СЛАВЯНЕ

Север в пору аварских войн

      Поражение 587 г. побудило кагана к поискам новых союзников. Силы словен Нижнего Подунавья оказались недостаточны для сокрушения Империи. К тому же их племена не были склонны выполнять любые распоряжения авар и действовали исходя из собственных интересов. Каганат нуждался в увеличении численности племен непосредственно подчиненных, которые выполняли бы прямую волю кагана. Внимание авар обратилось на славянский север.
      Естественно было искать союзников среди тех словен, которые прибывали с севера к Нижнему Дунаю, побуждаемые недостатком пахотных земель. Выше уже говорилось, что наряду с дулебами в этих переселениях участвовали и ляшские (лендзянские) племена Юго-Восточной Польши. Часть их переселенческого потока кагану удалось перенаправить в свои земли. Вероятно, он привлек лендзян мощью каганата и посулами земель, которые удастся вместе захватить у ромеев.
      Далматинский хронист Фома Сплитский в ХIII в. передавал предание о том, что "вместе с Тотилой" (Фома смешивал готов и авар) в Далмацию "из земель Полонии пришли семь или восемь знатных родов, зовущихся лингонами". Это те самые славяне, которые вместе с аварами ("готами") в начале VII в. захватили Далмацию и о которых писал также Константин БагрянородныЙ. "Лингоны" обычно и, видимо, справедливо толкуется как ученое искажение племенного названия лендзян.
      Предания, передаваемые Константином, помещают этих славян близ границ Далмации, за пограничной рекой, отделявшей ее от Аварского каганата. Реку эту Константин отождествил с Дунаем. Но на самом деле, очевидно, предания имели в виду Саву. Именно Сава отделяла в ту пору земли ромеев от аварской Паннонии, и только к Саве имело смысл высылать воинов из крепости Клис (в 4 км к северу от Салоны, столицы Далмации).
      Фома сообщал о переселении целых славянских "племeн". Константин рисует славян ("авар") занятыми, помимо войны, и мирным трудом, живущими с женщинами и детьми. Очевидно, привлеченные каганом лендзяне были действительно не просто военными отрядами неженатой молодежи, а общинами земледельцев, искавшими новых мест. Возможно, на новых местах они быстро перемешались с аварами и приняли некоторые элементы их культуры. Но Константин, писавший три столетия спустя, мог отождествить славян и "aвap" просто из-за их совместных действий. Не следует преувеличивать и ту "знатность", о которой говорит Фома - для позднейшего, уже средневекового предания естественно преувеличивать родовитость предков.
      Благодаря привлечению на свою службу лендзян каган, должно быть, получил какие-то более или менее определенные сведения о ситуации на севере славянского мира. Во всяком случае, едва ли он действовал в дальнейшем наобум, без конкретных данных о прибалтийских землях. В скором времени после поражения осени 587 г. (едва ли позже весны 588-го) каган отправил послов на север. Его послы просили у славянских племен Полабья и Южной Балтики "воинских сил", предлагая вождям "богатые дapы". По всей вероятности, это были суммы из ромейской же дани - они частично обнаружены в кладах поморских земель.
      Однако "этнархи" приморских славян (то есть поморян низовий Одера), "приняв дары, отказали ему в союзе". Они ссылались при этом на дальность пути. Рассчитывая на благородство кагана, "этнархи" отправили к нему посольство из трех человек с извинениями. Оскорбленный вождь авар, однако, "забыв о законе послов, начал чинить им препятствия к возвращению". Очевидно, он рассчитывал таким путем либо получить назад деньги, либо добиться высылки воинов. Послы сбежали во Фракию, где попали в руки самому Маврикию, уверив его при этом, что к ромеям и бежали - те, дескать, "славятся богатством и человеколюбием". Император, "восхитившись" славянами, в то же время, видимо, не слишком им поверил - и отослал во фракийскую крепость Ираклию. Дальнейшая их судьба неизвестна.
      Неудача с поморянами не была катастрофой для кагана. Большинство подкупленных им племен откликнулось и выслало свои силы на подмогу. В лесистых землях между Одрой и Лабой места хватало явно не всем, и племена могли стремиться избавиться от части беспокойной молодежи. В результате на землях каганата появились ободричи, смоляне и стодоряне. Каган призывал в данном случае именно "воинские силы", а не общины переселенцев. Прибывали соответственно молодые воины, которых каган расселял и обустраивал среди своих подданных - словен и гепидов. Утрачивая при этом большинство черт духовной и материальной культуры, такие переселенцы, однако, сохраняли племенное самосознание - и племенные имена.
      Ободричи осели в Потисье, к востоку от Паннонии, где оставались еще и в первой половине IX столетия. Возможно, что в этом же регионе, основной базе для вторжений кагана в Иллирик, или даже уже за Дунаем, в Поморавье, были сначала поселены смоляне. В первой половине IX в. это племя жило далеко к югу от Дуная, на юго-западе современной Болгарии. Стодоряне же были помещены существенно западнее. Их след - Стодорская долина в верховьях Дравы, на подступах к Истрии и ромейским владениям в Италии.
      Установление связей с каганатом способствовало обогащению племенной знати венедов и, как следствие, - усилению ее власти над соплеменниками. С другой стороны, должно было усилиться давление каганата на единственных своих врагов в северном регионе - хорватский племенной союз. Хорваты и союзные им племена, занимая Чехию и частично Силезию, являлись естественным препятствием на пути прямых контактов между каганом и венедами. Связь с последними могла осуществляться лишь в обход хорватских земель, через территорию лендзян. Именно ляшские племена, видимо, и явились союзниками каганата в натиске на чешских и верхнесилезских славян.
      С этим напором можно увязать не только продолжавшуюся миграцию из Чехии в бассейн Лабы-Заале, но и движение из Силезии на север, приведшее к сложению новой, фельдбергской культуры. Носителями фельдбергской культуры признаются славянские племена велетов (вильцев). Их миграция могла быть вызвана аварским нашествием на обжитые прежде земли. С другой стороны, переселение предстает скорее как целеустремленное военное вторжение. Это заставляет думать и об иной возможности. Не была ли миграция велетов сознательной военной акцией враждебных аварам племен - дабы нанести удар по северным союзникам каганата и всемерно ослабить противника?
      Основным толчком к началу завоевательных войн явилось, вероятно, само возникновение племени (или уже небольшого союза "родов") велетов. Костяком его, давшим общее имя, стали, как уже говорилось, переселенцы из Юго-Западной Прибалтики, где племя вельтов известно во II в. н.э. В Верхней Силезии они быстро ославянились, переняли традиции суковско-дзедзицких племен в домостроительстве и погребальном обряде.
      Главной культурной особенностью "фельдбергцев"-велетов является керамика - изготовленная на гончарном круге, с хорошим обжигом и богатым орнаментом (горизонтальные линии, ряды волн, реже штампы и налепка). Керамика эта представлена невысокими сосудами с широким горлом, выпуклыми боками и суженым низом. Как уже говорилось, появление гончарной керамики указывает на еще один компонент сложения велетского племени - бродячих гончаров, возможно, германского происхождения. Скорее всего гончары совместно с балтийскими пришельцами вошли в элиту нового объединения. Быть может, основу племенной дружины составили члены бойнических братств, происходившие из разных племен. Это объяснило бы прослеживаемую даже археологически повышенную агрессивность велетов.
      В велетской элите можно выделить и еще один, несколько неожиданный компонент. В конструкции известных уже с VII в. (Фельдберг) и уникальных для славян велетских храмовых зданий явственно ощущается кельтское влияние. Верхняя Силезия издавна являлась местом встречи праславянской, германской и кельтской культур, и кельтские традиции храмового строительства могли уцелеть именно здесь. Кельтский друидизм был, пожалуй, наиболее развитой из языческих религиозных систем "варварской" Европы. Нет ничего удивительного в том, что он оказывал воздействие на местных жителей, даже когда кельтский этнический элемент в Силезии полностью стерся. Далекие потомки кельтских жрецов-друидов, сохранившие некоторые их традиции, влились в велетскую знать.
      Точная датировка событий невозможна, но вторжение в венедские земли велеты начали в конце VI в. К этому моменту они уже продвинулись в Нижнюю Силезию, где, видимо, и завершилось формирование племенной общности. Первый удар пришелся на стодорян в бассейне Шпрее-Хафеля. Велеты передвигались большими организованными группами, ударную силу которых, несомненно, составляли мужчины-воины. Вторжение встревожило местные племена. Повсеместно, сначала в землях стодорян, а потом и дальше на север, начали возводиться укрепленные грады. На рубеже VI-VII вв. были основаны крепостцы Бранибор (Бранденбург), Кепеник, Шпандау, Бланкенберг. Однако само количество этих городищ-убежищ свидетельствует о слабой (по сравнению с велетами) черте политической организации стодорян и их сородичей. В отличие от врага венедские племена были крайне раздроблены политически. До создания единого "княжения", даже в рамках сравнительно небольшого региона, они дошли не сразу.
      В то же время велеты, столкнувшись с ожесточенным сопротивлением, не стали в массе задерживаться в земле стодорян. Присоединение стодорян к велетскому союзу, видимо, произошло уже позже. По крайней мере, массового разрушения градов не отмечено, и главный очаг фельдбергской культуры сложился дальше к северу. Велеты, сперва двигавшиеся вдоль Лабы, отклонились затем на северовосток, к Одре. По пути они, вероятно, существенно потеснили ободричей. Под давлением завоевателей суковские племена на рубеже VI-VII вв. сдвинулись на север и осели на берегах Балтики, в срединной части междуречья Лабы и Одры. Именно здесь ободричей позже знают письменные источники.
      Основную же тяжесть велетского натиска приняли на себя племена Западного Поморья. Вторжение велетов отмечено группой не вскрытых кладов с имперскими монетами в низовьях Одры, о которых уже говорилось. Брежане и поморяне, жившие к западу от Одры, были частично изгнаны за реку. Эта часть земель Южной Прибалтики превратилась в главный район расселения велетов. На западе велеты потеснили жившее здесь (по реке Варне) древнее германское племя варнов. Варны были вынуждены влиться в ободричский племенной союз, тем более что ободричи уже начали расселяться на их землях. Главной побудительной причиной образования венедского союза во главе с ободричами, очевидно, как раз и была борьба против велетов. Позднее варны, проживавшие на границе между ободричами и велетами, ославянились.
      На пути своего движения и в отдельных военных акциях велеты уничтожали венедские грады, истребляя или изгоняя жителей. На захваченных территориях они возводили собственные укрепленные поселения. В каждом велетском граде имелось несколько десятков дворов, на которых проживало в общей сложности от 600 до 1000 человек. Численное превосходство, несомненно, стало наряду с лучшей организацией одним из залогов велетских успехов. С другой стороны, постоянное проживание в укрепленных градах свидетельствует о том, что велеты на захваченных землях жили в условиях постоянной угрозы - будучи сами, впрочем, едва ли склонны к вечному миру.
      В то же время основная масса венедов осталась на прежних местах. Велеты в первую очередь уничтожали грады-центры сопротивления - и враждебную племенную элиту. Остальная же часть побежденного племени включалась в велетский союз на условиях, видимо, даннической зависимости. Со временем велеты стали обильно смешиваться с покоренными пkенами, а фельдбергская керамика распространяется на суковских поселениях. Собственно велеты, жившие в градах, составили элиту нового союза. В эту своеобразную аристократию входили племенные князья, дружинники, ремесленники-гончары и жрецы. Велетское общество было гораздо в большей степени иерархично, чем венедское. Велетские вожди (в отличие от ободричей) в VIII в. носили двусоставные "княжеские" имена.
      Память о велетских завоевательных войнах сохранилась в средние века не только в молве об особой свирепости велетов (позже - лютичей). В норвежской "Caгe о Тидреке", которая представляет собой перевод германских эпических сказаний, выделяется так называемая "Вильцина-сага", то есть сага о вильцинах (вильцах, велетах-лютичах). В ней заметны некоторые элементы уже не немецкого, а славянского эпоса.
      Повествование о вильцинах открывается рассказом о завоевательных войнах "конунга" Вильцина (то есть Велета), разорившего и покорившего многие страны, в том числе Польшу и Русь. По его имени и названы, будто бы, вильцины. В дальнейшем, после смерти Вильцина, его народ побеждают и покоряют обложенные ранее данью русские. В последующем повествовании о русских и вильцинах давно и не без оснований видят первую запись русских былин "Владимирова" цикла. Это наводит на парадоксальную на первый взгляд мысль - не из Руси ли, через Новгород, была воспринята вся канва "Вильцина-саги"? Новгородские словене были выходцами из Южной Прибалтики. Их предки скорее всего имели дело с велетами и были ими подчинены. Память об этом факте сохранилась в предании, а освобождение трактовалось спустя века как конечная победа над противником и его покорение.
      Велет, точнее "Волот Волотович" (в северорусских преданиях волоты - мифические великаны), действительно обнаруживается и в русском эпосе. Но в эпических песнях XIX-XX вв. царь Волот - уже не воитель, а мудрец, восприемник и хранитель сокрытой мудрости. Этот персонаж (смешиваемый с былинным Владимиром) - главный в так называемом "духовном стихе" о "Голубиной книге". Здесь он вопрошает библейского царя Давида о смысле "выпавшей" с небес "книги Голубиной", скрывающей знание об устройстве мира. "Голубиная книга" - произведение, родившееся в атмосфере "нapодного христианства", а по сути многоверия, - сочетает самые разные по происхождению элементы. В основном она восходит к переводному апокрифу "Беседа трех святителей". Сложился памятник не позднее ХV столетия. Присутствие в "Голубиной книге" наряду с чертами "христианских" ересей частиц языческой мифологии признается многими специалистами.
      Итак, до нового времени сохранилась не только (а затем - и не столько) память о велетских войнах, сколько о велетах и их "цape" как носителях некоей сакральной "мудрости". В связи c этим, восходящим к языческим временам представлением нельзя не вспомнить о "кельтской" составляющей в религиозной культуре велетов. Как уже указывалось, кельтский друидизм являлся наиболее развитой из "варварских" религиозных систем Европы. Видимо, велеты наследовали не только внешние проявления, но и отдельные космологические доктрины этой сложной религии, хранителем которой являлось замкнутое жреческое сословие. Кельтское "знание" было не только частично воспринято велетами, но и навязано ими покоренным племенам. В связи с этим язычество в сфере велетского влияния обрело некую цельность и связность, "философскую" подоплеку, незаметную в других славянских землях. Недаром именно полабско-поморский и северорусский регионы стали позже главными оплотами языческого сопротивления христианизации.
      В то же время велетской традиции оказалась чужда такая черта друидизма, как главенство жрецов в духовной сфере. Верховным носителем священного "знания" считался князь - сакральный и военный вождь одновременно. Возможно, он являлся одновременно главой игравшего большую общественную роль дружинного союза, связанного с культом волка (ср. позднейшие названия велетов - "вильцы", "лютичи"). Все это отразилось в славянских преданиях о князе Велете - великом завоевателе и приобретателе "глубинных" знаний.
      Завоевательные войны велетов привели к образованию на славянском северо-западе двух противостоявших позднее друг другу веками племенных объединений - велетского и ободричского. В исторической ситуации VI в. эти события отрезали Аварский каганат от северных венедских союзников и сковали силы последних. Но решающего значения для аваро-ромейских войн эти далекие события иметь не могли. Судьбы Империи решались не на Балтике, а на Дунае.

автор статьи С.В. Алексеев