По окончании осады Фессалоники между соседними славянскими племенами и городом действительно установился мир. Славяне осели "поблизости", но более не нападали. Более того, они выменивали у горожан "недорого" и захваченных ранее пленников, и "различные вещи". У стены открылся небольшой торг. При этом вчерашние противники солунцев признавали, "что город спасен Богом и что во время землетрясения произошло чудо со стенами, и то, что против явления действие их орудия и машины оказались бесполезными и негодными, хотя раньше они были испытаны ими различными способами, казались им полезными и необходимыми, во время же нападения на город оказались негодными и бесполезными, по заступничеству явившихся им святых". Можно сомневаться, насколько точно автор-христианин передает донесенные до него людьми старшего поколения речи славян-язычников. Но ясно то, что и они приписывали спасение Фессалоники некоему высшему заступничеству.
Вскоре после осады и последовавшей за ней смерти архиепископа Иоанна в городе и окрестностях все же случилось по-настоящему крупное землетрясение. Земля дрожала несколько дней. Никто из горожан не погиб, но часть зданий рухнула, и жители бежали из города, бросив ворота открытыми. Славяне в своих скромных жилищах от бедствия не пострадали. Увидев поднявшуюся над Фессалоникой пыль, они взбежали на окрестные холмы. В первый момент показалось, что город разрушен. Тогда славяне, прихватив кирки, отправились разобрать завалы и поискать уцелевшее имущество. Ничего дурного горожанам они не замышляли — просто сочли их всех погибшими. Приблизившись, однако, и увидев стоящие стены, славяне удалились — тем паче что на стенах, как им показалось, "видны воины охраны". Когда горожане обнаружили незначительность потерь, славяне присоединились к их празднику и "торжествовали, провозглашая наше спасение", пишет автор "Чудес святого Димитрия".
Прочный мир, установившийся в Македонии, подвел черту под славянским нашествием. Новорожденное южное славянство вполне удовлетворило — пока — свой земельный голод. Воевать с ромеями больше было не за что. Напротив, требовалось укреплять мирные, даже добрососедские отношения — там, где это возможно. Здесь интересы славян и даже славянской знати коренным образом разошлись с вожделениями аварского кагана и его окружения. Для кочевых аристократов, загнанных судьбой в центр Европы, война превращалась в неизбежное средство наживы, а само наличие рядом возможных противников — сколько-нибудь сильных оседлых государств — неприемлемой угрозой. И каган, хотя и отступил от Фессалоники, но войну с Империей прекращать не собирался.
Ираклий принимал свои меры. В 619 г. он заключил союз с болгарским ханом Кувратом. Визит Куврата в Константинополь и его крещение там создавали непосредственную угрозу каганату на востоке. Каган сделал ответный ход. Он тогда воевал при поддержке союзных славян во Фракии. Некоторые ромейские города здесь (например, Истрия в Скифии) продержались даже до этого времени, и каган разрушал их. Узнав о визите Куврата, аварский вождь запросил у Ираклия мира — чего император, собственно, и ожидал. Но каган планировал иное. Когда Ираклий с щедрыми дарами вышел навстречу врагу для торжественного скрепления договора, то чуть не оказался пленником. Преследуя бежавшего императора, каган опустошил Фракию до Длинных Стен и перешел их. Угроза захвата нависла над самим Константинополем, однако штурмовать столицу Империи каган после неудачи под Фессалоникой не посмел. Разочаровавшись в попытке покончить с Империей и ее главой разом и не желая войны в далеком Поднепровье, он все же согласился заключить настоящий мир. На этот раз, естественно, обошлось без личных свиданий. Послы Ираклия уговорили кагана на формальное "раскаяние" и принятие мирных условий.
Это дало возможность императору, наконец, перебросить войска из Европы на восток. Отправляясь в поход на Кавказ в 622 г., Ираклий даже вручил кагану вместе с огромным откупом еще и опекунство над своим незаконнорожденным сыном. Однако ромеи искали и других, более надежных союзников — причем среди кровных врагов авар. Прибыв на Кавказ, император первым делом отправил посольство ко двору хазарского ябгу-кагана, второго лица в тюркютской иерархии после "малого кагана" западных тюрок. К этому времени тюркюты восстановили свой каганат и уже вновь подчинили хазар, которыми управлял теперь представитель тюркской династии Ашина. Тюркюты с радостью согласились на предложение Ираклия о союзе, сулившее им богатую добычу в Закавказье и Иране.
Выводом основной массы войск Империи на восток не преминули воспользоваться какие-то славяне, жившие близ македонского или греческого побережья. Вознамерившись повторить успех сородичей 614–615 гг., они атаковали с моря "Крит и другие острова". Во время опустошения Крита, среди прочих подданных Империи, погибло около 20 монахов из сирийского монастыря Кеннешрэ. Именно тогда славяне впервые вышли в воды Средиземного моря. Тогда же, следует думать, они на западе достигли Сицилии, где небольшая славянская община обосновалась на какое-то время близ Сиракуз.
Нападение на южные острова — последний всплеск самостоятельной активности славян в пору великого нашествия. Подлинные интересы и масс славян, и славянской знати уже состояли не в завоевании ромейских земель. Завоевание это разрешило свою задачу — обеспечить славян местами для жительства, обогатить их, укрепить положение знати. На юге обеим сторонам теперь требовался мир. Иное дело — отношения с аварами. Интересы авар и их славянских "подданных" окончательно и бесповоротно шли врозь. Каганат, принуждавший славян к продолжению войн с ромеями, ограничивавший их свободу, а кое-где прямо выступавший врагом и угнетателем, превращался в главного противника. И недаром, весьма символично, последняя крупная акция славян на южных морях совпала по времени с развернувшимися в Поморавье событиями. С грозными для авар событиями, которые в итоге покончили с их игом над славянскими племенами.
автор статьи С.В. Алексеев