ПРИЛОЖЕНИЯ

АРАБО-ПЕРСИДСКИЕ ИСТОЧНИКИ

Ибн Фадлан

      Ахмад ибн ал-Аббас Ибн Фадлан был арабским путешественником и миссионером, побывавшим в 921-922 гг. на берегах Волги и оставившим "Записку" (Рисала) об этом путешествии (в тексте сам автор именует свое сочинение "книгой" — китаб).
      Впервые выдержки из сочинения Ибн Фадлана стали известны по "Географическому словарю" арабского энциклопедиста начала XIII в. Иакута, который включил фрагменты из книги Ибн Фадлана в свой труд. В 20-х годах XX в. в иранском городе Мешхеде была найдена рукопись с более полным текстом "Записки", которая стала основой для дальнейших исследований. С 1935 г. ее фотокопия хранится в Отделе рукописей Института востоковедения в Санкт-Петербурге. Отдельные части из книги Ибн Фадлана имеются также в труде арабского ученого Закарии Казвини (XIII в.), а также у персидских авторов Наджиба Хамадани (XII в.) и Амина Рази (XVI в.). Фрагменты из сочинений этих персидских авторов учтены А.П. Ковалевским в издании 1956 г.
      Более ста лет назад известный археолог А.А. Спицын высказал сомнение в достоверности книги Ибн Фадлана (Спицын 1899), что вызвало полемику, в результате которой была доказана аутентичность произведения (Тизенгаузен 1900; Розен 1904).
      Из "Записки" следует, что в ответ на просьбу правителя волжских булгар Алмуша о помощи против хазар, об укреплении в вере ислама тех булгар, которые уже стали мусульманами, и об обращении в ислам еще неверующих, на берега Волги было отправлено посольство халифа ал-Муктадира (908-932). Ибн Фадлан был секретарем этого посольства и наставником в вероучении.
      Выйдя из Багдада 21 июня 921 г., караван прошел через города Хамадан, Рей, Нишапур, Мерв, Бухару, проследовал по Амуцарье до Хорезма, миновал Аральское море и через плато Устюрт и р. Урал достиг 12 мая 922 г. территории средней Волги, где, южнее впадения в Волгу р. Камы, находилась ставка "царя ас-сакалиба", как называл Ибн Фадлан правителя волжских булгар. Такой обходной путь был выбран миссией, видимо, из-за исходящей со стороны хазар опасности.
      Ибн Фадлан встретил на берегу Волги отряд торговцев-русов и в своей "Записке" подробно рассказал об образе жизни, одеждах и украшениях, внешнем виде, верованиях, погребальном обряде прибывших русов, исходя из собственных наблюдений над ними. Эти уникальные сведения Ибн Фадлана вызывали большой интерес среди исследователей; им посвящена значительная литература. Признано, что описанные Ибн Фадланом русы по обрядности и внешнему виду напоминают скандинавов, хотя их одеяния и обычаи содержат и финские, и славянские элементы.
      Внимание историков привлекал также тот факт, что Ибн Фадлан на протяжении всего изложения называл правителя Волжской Булгарии "царем ас-сакалиба (славян)". Наиболее распространена точка зрения, что причиной такого именования явилось расширительное понимание Ибн Фадланом этнонима ас-сакалиба (славяне) как населения Восточной Европы, что встречается и у некоторых других арабских авторов. К примеру, ал-Мас'уди считал славянами немцев (ан-наджим), саксонцев (саксин), венгров (ат-турк). Есть и другие предположения. Так, А.Я. Гаркави полагал, что в Поволжье существовало многочисленное славянское население (Гаркави 1870. С. 105). Позднее ученые отказались от этой идеи, исходя из данных археологии. Однако в последние годы теория была реанимирована на том основании, что в Поволжье была открыта так называемая именьковская культура, которую некоторые историки склонны относить к праславянской (Седов 1994; Кляштор-ный, Султанов 2004. С. 156-157). На этом основании стали возникать догадки о причинах наименования волжских болгар славянами. Однако неизвестно, сохранилось ли это население до X в. и называло ли оно себя или другие народы славянами. Ряд ученых считали, что светловолосые северные народы, в том числе поволжские, назывались арабскими авторами славянами, исходя не только из данных Ибн Фадлана, но и из вышеупомянутых сведений ал-Мас'уди о том, что немцы и венгры тоже относились к славянам (Ибн Фадлан/Тоган. S. 104, 295-331; Ибн Фадлан 1956. С. 15, 159. Примеч. 9). С этим предположением трудно согласиться, поскольку для народов Поволжья у арабов существовали известные этнонимы — булгары, буртасы, башджирты и др., но отнюдь не славяне (ас-сакалиба). Была также высказана точка зрения, что Ибн Фадлан назвал правителя булгар царем ас-сакалиба со слов самого царя Алмуша. Последний же именовал себя так для придания престижа при создании антихазарской коалиции. Автор XIII в. Йакут модифицировал текст Ибн Фадлана, отождествив сакалиба с волжскими булгарами (Мишин 2002. С. 29-33). Было высказано и предположение о том, что болгары могли считать славян своими подданными еще со времен господства Великой Болгарии в причерноморских степях над антами и представителями так называемой пеньковской культуры, которые относятся археологами к праславянам (Петрухин, Раевский 1998. С. 225; Кляшторный, Султанов 2004. С. 153-157).
      Издания и переводы: Ibn-Foszlan's und anderer arabischen Berichte tiber die Russen alterer Zeit / Text und Ubersetzungen mit kritisch-philologischen Anmerkungen, nebst drei Beilagen... von Ch. M. Fraehn. SPb., 1823; A. Zeki Validi Togan. Ibn Fadlan's Reisebericht. Leipzig, 1939; Путешествие Ибн Фадлана на Волгу / Пер. и комм. [А.П. Ковалевского] под ред. акад. И.Ю. Крачковского. М.; Л., 1939; Ковалевский А. 77. Книга Ахмеда ибн Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 г. Харьков, 1956; Рисала Ибн Фадлан / С. Ад-Даххан. Дамаск, 1959.
      Переводы фрагментов: Гаркави 1870. С. 85-102; ZA III; Гараева 2006 г.
      Литература: Спицын 1899; Тизенгаузен 1900; Розен 1904; Валидов 1924; Соболевский 1929; Czegledy 1939; Бартольд 19636. С. 832-835; Бартольд 1973в; Большаков 2000; Мишин 2002. С. 29-33; Коновалова 2005г.

РИСАЛА

      (...) А если прибудут (в Булгарию. — Т.К.) русы или какие-нибудь другие [люди] из прочих племен[1] с рабами, то царь (бунтарский. — Т.К.), право же, выбирает для себя из каждого десятка голов одну голову...

(Перевод А.П. Ковалевского по: Ибн Фадлан 1956. С. 141)

      Он сказал: Я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились у реки Атыл. Я не видал [людей] с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, белокуры, красны лшрм, белы телом[2]. Они не носят ни курток[3], ни хафтанов[4], но у них мужчина носит кису[5], которой он охватывает один бок, причем одна из рук выходит из нее наружу. И при каждом из них имеется топор[6], меч и нож, [причем] со всем этим он [никогда][7] не расстается. Мечи их плоские[8], бороздчатые, франкские[9]. И от края ногтей иного из них [русов] до его шеи [имеется] собрание деревьев, изображений [картинок] и тому подобного.
      А что касается их женщин, то на [каждой] их груди прикреплена коробочка[10], или из железа, или из серебра, или из меди, или из золота, или из дерева в соответствии с размерами [денежных] средств их мужей. И у каждой коробочки — кольцо, у которого нож, также прикрепленный на груди. На шеях у них мониста[11] из золота и серебра, так что если человек владеет десятью тысячами дирхемов, то он справляет своей жене один [ряд], а если владеет двадцатью тысячами, то справляет ей два [ряда] мониста, и таким образом каждые десять тысяч, которые он прибавляет к ним [дирхемам], они прибавляют [ряд] мониста его жене, так что на шее иной из них бывает много [рядов] монист.
      Самым великолепным украшением [считаются] у них [русов] зеленые бусы из той керамики, какая бывает на кораблях[12]. Они делают [для их приобретения] исключительные усилия, покупают одну такую бусину за дирхем и нанизывают [их] в качестве ожерелий для своих жен.
      Дирхемы русов — серая белка без шерсти, хвоста, передних и задних лап и головы, [а также] соболи. Если чего-либо недостает, то от этого шкурка становится бракованной [монетой]. Ими они совершают меновые сделки, и оттуда их нельзя вывести, так что их отдают за товар. Весов там не имеют, а только стандартные бруски металла. Они совершают куплю-продажу посредством мерной чашки[13].

Молитва купца-"руса" (по описанию Ибн Фадлана)

      Они грязнейшие из творений Аллаха, — они не очищаются ни от экскрементов, ни от урины, не омываются от половой нечистоты и не моют своих рук после еды[14], но они, как блуждающие ослы. Они прибывают из своей страны и причаливают свои корабли на Атыле[15], — а это большая река, — и строят на ее берегу большие дома из дерева[16]. И собирается [их] в одном [таком] доме десять и двадцать, — меньше или больше. У каждого [из них] скамья, на которой он сидит, и с ними [сидят] девушки-красавицы для купцов. И вот один [из них] сочетается со своей девушкой, а товарищ его смотрит на него. А иногда собирается [целая] группа из них в таком положении один против другого, и входит купец, чтобы купить у кого-либо из них девушку, и наталкивается на него, сочетающегося с ней. Он же не оставляет ее, пока не удовлетворит своей потребности.
      У них обязательно каждый день умывать свои лица и свои головы самой грязной водой, какая только бывает, и самой нечистой. А это [бывает] так, что девушка является каждый день утром, неся большую лохань с водой, и подносит ее своему господину. Он же моет в ней свои руки, свое лицо и все свои волосы. И он моет их и вычесывает их гребнем в лохань. Потом он сморкается и плюет в нее и не оставляет ничего из грязи, чего бы он ни сделал в эту воду. Когда же он покончит с тем, что ему нужно, девушка несет лохань к сидящему рядом с ним, и [этот] делает то же самое, что сделал его товарищ. И она не перестает подносить ее от одного к другому, пока не обнесет ею всех, находящихся в [этом] доме, и каждый из них сморкается, плюет и моет свое лицо и волосы в ней[17].
      И как только их корабли прибывают к этой пристани, тотчас выходит каждый из них, [неся] с собою хлеб, мясо, лук, молоко и набиз[18], чтобы подойти к длинному воткнутому [в землю] бревну, у которого [имеется] лицо, похожее на лицо человека, а вокруг него маленькие изображения, а позади этих изображений — длинные бревна, воткнутые в землю. Итак, он подходит к большому изображению и поклоняется ему, потом говорит ему: "О мой господь[19], я приехал из отдаленной страны, и со мною девушек столько-то и столько-то голов и соболей столько-то и столько-то шкур, — пока не назовет всего, что прибыло с ним из его товаров — и я пришел к тебе с этим даром", — потом [он] оставляет то, что имел с собой, перед [этим] бревном, — "итак, я желаю, чтобы ты пожаловал мне купца, имеющего многочисленные динары и дирхемы, чтобы он покупал у меня в соответствии с тем, что я пожелаю, и не прекословил бы мне ни в чем, что я говорю". Потом он уходит.
      Итак, если продажа для него будет трудна и пребывание его затянется, то он снова придет со вторым и третьим подарком, и если [для него] будет затруднительно добиться того, чего он хочет, он понесет к каждому из маленьких изображений подарок, попросит их о ходатайстве и скажет: "Это — жены нашего господа, дочери его и сыновья его". Итак, он не перестает обращаться с просьбой то к одному изображению, то к другому, просит их искать у них заступничества и униженно кланяется перед ними. Иногда же продажа пойдет для него легко, и он продаст. Тогда он говорит: "Господь мой удовлетворил мою потребность, и мне следует вознаградить его". И вот он берет некоторое число овец или рогатого скота, убивает их, раздает часть мяса, а оставшееся несет и оставляет между тем большим бревном и стоящими вокруг него маленькими, и вешает головы рогатого скота или овец на это воткнутое [сзади] в землю дерево. Когда же наступит ночь, придут собаки и съедят все это. И говорит тот, кто это сделал: "Господь мой уже стал доволен мною и съел мой дар".
      Если кто-либо из них заболел, то они разобьют для него палатку в стороне от себя, оставят его в ней, положат вместе с ним некоторое количество хлеба и воды и не приближаются к нему и не говорят с ним, особенно если он бедняк или невольник[20], но если это лицо, которое имеет толпу родственников и слуг, то люди посещают его во все эти дни и справляются о нем. Итак, если он выздоровеет и встанет, то возвратится к ним, а если он умрет, то они его сожгут. Если же он был невольник, они оставят его в его положении, [так что] его едят собаки и хищные птицы.
      Если они поймают вора или грабителя, то они поведут его к длинному толстому дереву, привяжут ему на шею крепкую веревку и подвесят его на нем навсегда, пока он не распадется на куски от ветров и дождей.

Похороны знатного руса. Г. Семирадский

      Мне не раз говорили, что они делают со своими главарями[21] при [их] смерти дела, из которых самое меньшее — сожжение, так что мне все время очень хотелось познакомиться с этим, пока не дошла до меня [весть] о смерти одного выдающегося мужа из их числа. Итак, они положили его в его могиле и покрыли ее над ним настилом на десять дней, пока не закончат кройки его одежд и их сшивания.
      А именно: если это бедный человек из их числа, то делают маленький корабль[22], кладут его в него и сжигают его [корабль]. Что же касается богатого, то собирают то, что у него имеется, и делят это на три трети, причем одна [треть] — для его семьи[23], [одна] треть на то, чтобы скроить для него одежды, и [одна] треть, чтобы на нее приготовить набиз, который они пьют до дня, когда его девушка убьет сама себя[24] и будет сожжена вместе со своим господином. Они, злоупотребляя набизом, пьют его ночью и днем, [так что] иной из них умрет, держа кубок в руке.
      Они в те десять дней пьют и сочетаются [с женщинами] и играют на сазе. А та девушка, которая сожжет сама себя с ним, в эти десять дней пьет и веселится, украшает свою голову и саму себя разного рода украшениями и платьями и, так нарядившись, отдается людям.
      Если умрет главарь[25], то его семья[26] скажет его девушкам и его отрокам[27]: "Кто из вас умрет вместе с ним?" Говорит кто-либо из них: "Я". И если он сказал это, то [это] уже обязательно, — ему уже нельзя обратиться вспять. И если бы он захотел этого, то этого не допустили бы. Большинство из тех, кто это делает, — девушки. И вот когда умер тот муж, о котором я упомянул раньше, то сказали его девушкам: "Кто умрет вместе с ним?" И сказала одна из них: "Я". Итак, ее поручили двум девушкам, чтобы они охраняли ее и были бы с нею, куда бы она ни пошла, настолько, что иногда [даже] мыли ей ноги своими руками. И они [родственники] принялись за его дело, — за кройку для него одежд и устройство того, что ему нужно. А девушка каждый день пила и пела, веселясь, радуясь будущему.
      Когда же наступил день, в который должны были сжечь его и девушку, я прибыл к реке, на которой [находился] его корабль, — вот он уже вытащен [на берег] и для него поставлены четыре устоя[28] из дерева хаданга[29] и из другого дерева [халанджа], и вокруг них поставлено также нечто вроде больших помостов из дерева. Потом [корабль] был протащен, пока не был помещен на это деревянное сооружение. И они стали его охранять, ходить взад и вперед и говорить речью[30], для меня непонятной. А он [умерший] был еще в своей могиле, [так как] они [еще] не вынимали его.
      В середину этого корабля они ставят шалаш из дерева и покрывают этот шалаш разного рода "кумачами"[31]. Потом они принесли скамью, поместили ее на корабле, покрыли ее стегаными матрацами и византийской парчой, и подушки — византийская парча. И пришла женщина старуха, которую называют ангел смерти[32], и разостлала на скамье упомянутые нами выше постилки. Это она руководит его обшиванием и его устройством, и она [же] убивает девушек. И я увидел, что она старуха-богатырка, здоровенная, мрачная.
      Когда же они прибыли к его могиле, они удалили землю с дерева [настила], удалили дерево и извлекли его в покрывале, в котором он умер. И я увидел, что он уже почернел от холода этой страны. Еще прежде они поместили с ним в могиле набиз, [какой-то] плод и лютню. Теперь они вынули все это. И вот он не завонял, и в нем ничего не изменилось, кроме его цвета. Тогда они надели на него шаровары[33], гетры, сапоги, куртку, парчовый хафтан с пуговицами из золота, надели ему на голову шапку из парчи, соболью, и понесли его, пока не внесли его в находившийся на корабле шалаш, посадили его на стеганый матрац, подперли его подушками и принесли набиз, плод, разного рода цветы и ароматические растения и положили это вместе с ним. И принесли хлеба, мяса и луку и оставили это перед ним. И принесли собаку, рассекли ее пополам и бросили ее в корабль. Потом принесли все его оружие и положили его рядом с ним. Потом взяли двух лошадей и гоняли их до тех пор, пока они не вспотели. Потом рассекли их мечами и бросили их мясо в корабле. Потом привели двух коров, также рассекли их и бросили их в нем. Потом доставили петуха и курицу, убили их и оставили в нем[34].
      Собирается много мужчин и женщин, играют на сазах и каждый из родственников умершего ставит шачаш поодаль от его шалаша. А девушка, которая хотела быть убитой, разукрасившись, отправляется к шалашам родственников умершего, ходя туда и сюда, входит в каждый из шалашей, причем с ней сочетается хозяин шалаша и говорит ей громким голосом: "Скажи своему господину: "Право же, я совершил это из любви и дружбы к тебе"[35]". И таким же образом, по мере того как она проходит до конца [все] шалаши, также [все] остальные с ней сочетаются.
      Когда же они с этим делом покончат, то, разделив пополам собаку, бросают ее внутрь корабля, а также отрезав голову петуху, бросают [его и его голову] справа и слева от корабля.
      Когда же пришло время спуска солнца[36], в пятницу, привели девушку к чему-то, сделанному ими еще раньше наподобие обвязки ворот. Она поставила свои ноги на ладони мужей, поднялась над этой обвязкой [смотря поверх нее вниз], и произнесла какие-то слова на своем языке, после чего ее спустили. Потом подняли ее во второй раз, причем она совершила подобное же действие, [как] и в первый раз. Потом ее опустили и подняли в третий раз, причем она совершила то же свое действие, что и в первые два раза. Потом ей подали курицу, — она отрезала ей голову и швырнула ее [голову]. Они [же] взяли эту курицу и бросили ее в корабль. Итак, я спросил переводчика о ее действиях, а он сказал: "Она сказала в первый раз, когда ее подняли: "Вот я вижу своего отца и свою мать", — и сказала во второй раз: "Вот все мои умершие родственники[37], сидящие", — и сказала в третий раз: "Вот я вижу своего господина, сидящим в саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня, — так ведите же меня к нему".
      Итак, они прошли с ней в направлении к кораблю. И она сняла два браслета, бывшие при ней, и отдала их оба той женщине-старухе, называемой ангел смерти, которая ее убьет. И она сняла два бывших на ней ножных кольца и дала их оба тем двум девушкам, которые [все время] служили ей, а они обе — дочери женщины, известной под названием ангел смерти.
      После этого та группа [людей], которые перед тем уже сочетались с девушкой, делают свои руки устланной дорогой для девушки, чтобы девушка, поставив ноги на ладони их рук, прошла на корабль[38]. Но они [еще] не ввели ее в шалаш. Пришли мужи, [неся] с собою щиты и палки, ей подали кубком набиз. Она же запела над ним и выпила его. И сказал мне переводчик, что она этим прощается со своими подругами[39]. Потом ей был подан другой кубок, она же взяла его и долго тянула песню, в то время как старуха торопила ее выпить его и войти в палатку, в которой [находился] ее господин.
      И я увидел, что она растерялась, захотела войти в шалаш, но всунула свою голову между ним и кораблем. Тогда старуха схватила ее голову и всунула ее [голову] в шалаш и вошла вместе с ней, а мужи начали ударять палками по щитам, чтобы не был слышен звук ее крика, вследствие чего обеспокоились бы другие девушки и перестали бы стремиться к смерти вместе со своими господами[40]. Затем вошли в шалаш шесть мужей из [числа] родственников ее мужа и все [до одного] сочетались с девушкой в присутствии умершего. Затем, как только они покончили с осуществлением [своих] прав любви, уложили ее рядом с ее господином. Двое схватили обе ее ноги, двое обе ее руки, пришча старуха, называемая ангел смерти, наложила ей на шею веревку с расходящимися концами и дала ее двум [мужам], чтобы они ее тянули, и приступила [к делу], имея [в руке] огромный кинжал с широким лезвием. Итак, она начала втыкать его между ее ребрами и вынимать его, в то время как оба мужа душили ее веревкой, пока она не умерла.
      Потом явился ближайший родственник умершего, взял палку и зажег ее у огня. Потом он пошел, пятясь задом, — затылком к кораблю, а лицом к людям, [держа] зажженную палку в одной руке, а другую свою руку на заднем проходе, будучи голым, — чтобы зажечь сложенное дерево, [бывшее] под кораблем. Потом явились люди с деревом [для растопки] и дровами. У каждого из них была палка, конец которой он зажег. Затем [он] бросает ее в это [сложенное под кораблем] дерево. И берется огонь за дрова, потом за корабль, потом за шалаш, и мужа, и девушку, и [за] все, что в нем [находится]. Потом подул ветер, большой, ужасающий, и усилилось пламя огня и разгорелось его пылание. Был рядом со мной некий муж из русов. И вот я услышал, что он разговаривает с бывшим со мной переводчиком. Я спросил его о том, что он ему сказал. Он сказал: "Право же, он говорит: "Вы, арабы, глупы"". Я же спросил его об этом. Он сказал: "Действительно, вы берете самого любимого вами из людей и самого уважаемого вами и оставляете его в прахе, и едят его насекомые и черви, а мы сжигаем его в мгновение ока, так что он немедленно и тотчас входит в рай[41]". Потом он засмеялся чрезмерным смехом. Я же спросил об этом, а он сказал: "По любви господа его к нему, [вот] он послал ветер, так что он [ветер] возьмет его в течение часа[42]". И в самом деле, не прошло и часа, как корабль, и дрова, и девушка, и господин превратились в золу, потом в [мельчайший] пепел.
      Потом они соорудили на месте этого корабля, который они [когда-то] вытащили из реки, нечто вроде круглого холма и водрузили в середине его большое бревно хаданга[43], написали на нем имя [этого] мужа и царя русов и удалились.
      Он сказал: Один из обычаев царя русов тот, что вместе с ним в его очень высоком[44] замке[45] постоянно находятся четыреста мужей из числа богатырей[46], его сподвижников, причем находящиеся у него надежные люди из их числа умирают при его смерти и бывают убиты из-за него. С каждым из них [имеется девушка], которая служит ему, моет ему голову и приготовляет ему то, что он ест и пьет, и другая девушка, [которой] он пользуется как наложницей в присутствии царя. Эти четыреста [мужей] сидят, а ночью спят у подножия его ложа. А ложе его огромно и инкрустировано драгоценными самоцветами. И с ним сидят на этом ложе сорок девушек для его постели. Иногда он пользуется как наложницей одной из них в присутствии своих сподвижников, о которых мы [выше] упомянули. И этот поступок они не считают по-стыдным. Он не спускается со своего ложа, так что если он захочет удовлетворить некую потребность, то удовлетворит ее в таз, а если он захочет поехать верхом, то он подведет свою лошадь[47] к ложу таким образом, что сядет на нее верхом с него, а если [он захочет] сойти [с лошади], то он подведет свою лошадь[48] настолько [близко], чтобы сойти со своей лошади на него. И он не имеет никакого другого дела, кроме как сочетаться [с девушками], пить и предаваться развлечениям. У него есть заместитель[49], который командует войсками, нападает на врагов и замещает его у его подданных.
      Их отличные ["добропорядочные"] люди проявляют стремление к кожевенному ремеслу и не считают эту грязь отвратительной.
      В случае, если между двумя лицами возникнет ссора и спор, и их царь не в силах достигнуть примирения, он выносит решение, чтобы они сражались друг с другом мечами, и тот, кто окажется победителем, на стороне того и правда.

(Перевод А.П. Ковалевского по: Ибн Фадлан 1956. С. 141-146)

[1] Здесь арабское слово: джине — "сорт, род". "Слово джине значит "сорт", а также "племя", но не как племенная организация, а как масса этнически однородных людей..." (Ибн Фадлан 1956. С. 233. Примеч. 652). Здесь и далее комментарии А.П. Ковалевского воспроизведены в кавычках.

[2] Набранные курсивом слова вставлены из текстов более поздних персидских авторов, сохранивших фрагменты из "Записки" Ибн Фадлана (Ибн Фадлан 1956. Примеч. 680. С. 236). Наджиб Хамадани: "...высокого роста, с белым телом и красным лицом"; Амин Рази: "Их народ в целом с красными волосами, высокого роста, с белым телом". "Относительно красных волос в сочинении А. Рази я полагаю, что первоначально в его тексте вместо красных волос мауи — "волосы" стояло все же рауи — "лицо"" (Ибн Фадлан 1956. С. 236. Примеч. 679).

[3] Короткая мужская одежда без рукавов (Ибн Фадлан 1956. С. 236. Примеч. 680).

[4] Верхняя широкая одежда, охватывавшая все тело, с короткими рукавами (Ибн Фадлан 1956. С. 236. Примеч. 682).

[5] Кусок шерстяной ткани, которым и одевались, и накрывали постель (Ибн Фадлан 1956. С. 236. Примеч. 684).

[6] Ибн Мискавайх тоже отмечал наличие топора как боевого оружия русов. Видимо, он служил и орудием ремесленника, и оружием (Ибн Фадлан 1956. С. 237. Примеч. 685).

[7] Слово "никогда" имеется только в пересказе Закария Казвини (Ибн Фадлан 1956. С. 237. Примеч. 686).

[8] Поправка О.Г. Большакова: "Сана' — "искусно сделанный, искусной работы", а не "плоские"" (Большаков 2000. С. 57).

[9] Мечи франкского образца (Ибн Фадлан 1956. С. 237-238. Примеч. 689).

[10] Поправка О.Г. Большакова: "Следует читать: "А у каждой их женщины на груди прикреплена коробочка"" (Большаков 2000. С. 57). Эти нагрудные коробочки, скорее всего, являются "скорлупообразными фибулами, известными в Северной и Восточной Европе" (Лебедев 1978. С. 22-23).

[11] В.В. Бартольд, по тексту Йакута, переводил "ожерелье" (Бартольд 19636. С. 838). А.П. Ковалевский считал свой перевод ("монисто". — Т.К.) более точным, поскольку подразумевалось, видимо, металлическое ожерелье из монет (Ибн Фадлан 1956. С. 239. Примеч. 696). Напротив, по мнению О.Г. Большакова, "чтобы избежать излишней определенности, целесообразно переводить это слово нейтральным "ожерелье", что подходит и для обруча-гривны, и для ожерелья из монет, хотя последнее не вытекает из текста. Это место лучше перевести так: "А на шее у них — ожерелья из золота и серебра, потому что, когда мужчина владеет десятью тысячами серебряных дирхемов, то у его жены — одно ожерелье, а если двадцатью тысячами, то два ожерелья..." (Большаков 2000. С. 57-58).

[12] Поправка О.Г. Большакова: "Эта непонятная фраза легко расшифровывается, если читать не суфун (корабли), а сафан, что значит, согласно ал-Мунджиду (Ал-Мунджид фи-л-луга ат-таб'а ал-ишруна. Байрут, 1969. С. 338. Средняя колонка), "кожа ската, которую употребляют на рукоятках меча". Мечи с рукоятками, обтянутыми кожей ската с бугорками, похожими на бусины, хорошо известны специалистам" (Большаков 2000. С. 58).

[13] Сводка разных вариантов из текстов Амина Рази и Наджиба Хамадани (Ибн Фадлан 1956. С. 240. Примеч. 705). Ни в Мешхедской рукописи, ни у Иакута этого фрагмента нет.

[14] Замечание вызвано особым отношением арабов к обязательным при молитве обрядам омовения.

[15] Волга. А.П. Ковалевский, исходя из текста, не отождествлял пристань, куда прибывали русы и где происходили торги, с городом Булгаром (Ибн Фадлан 1956. С. 218. Примеч. 5656). Однако А. Зеки Валиди Тоган, К. Цегледи и др. высказывались в пользу именно Булгара (Ибн Фадлан/Тоган. S. 31: араб, текст. Примеч. 4; Czegtedy 1939. S. 221; Фахрутдинов 1977. С. 66).

[16] Такие большие дома открыты археологами в торговых городах Северной Европы: Хедебю (Дания), Ладога (Лебедев 1978. С. 23-24).

[17] Использование одной лохани для нескольких человек является чертой быта германского происхождения (Лебедев 1978. С. 23).

[18] Хмельной напиток.

[19] "Слово раббун у Ибн Фадлана применяется только в религиозном смысле..." (Ибн Фадлан 1956. С. 181. Примеч. 176).

[20] "...Мамлюк — "невольник" (обращенный в рабство свободный человек). Молодых рабов Ибн Фадлан называет "отроками" — гулам..; если же он говорит о рабе как таковом, то 'абд.., мн. ч. 'убайд... В таких случаях я перевожу "раб", "рабы"" (Ибн Фадлан 1956. С. 243. Примеч. 736). О термине "гулам" см. ниже, примеч. 27.

[21] Употреблен термин ра'ис — "глава". По А.П. Ковалевскому, "главарь", с одной стороны, приравнивается к слову малик — "царь" в значении "предводитель", "князь"... В другом случае рейс (ра'ис. — Т.К.) — "главарь" приравнивается к кябир — "большой", "старейший"... В отношении русов, по-видимому, это слово имеет второе значение. Так, один из упомянутых здесь "главарей" русов в дальнейшем именуется сначала более общим термином "выдающийся муж из их числа", а потом снова "главарь" (Ибн Фадлан 1956. С. 244. Примеч. 745).

[22] "...Арабское слово сафина означает "корабль", и у Ибн Фадлана применяется для обозначения большой ладьи..." (Ибн Фадлан 1956. С. 245. Примеч. 750). Обряд сожжения в ладье — скандинавский по происхождению (Лебедев 1978. С. 24; Петрухин 1995. С. 205-208). Однако этот ритуал являлся частью мифологического комплекса, характерного не только для скандинавов, но и для славян, и для балтов (Велецкая 1968; Петрухин 1995. С. 205).

[23] Арабское словосочетание ахлихи — "его семья". В данном случае имеется в виду семья в более узком значении, чем "домочадцы" (ахл ал-байт — "люди дома"). Более того, речь идет, по мнению А.П. Ковалевского, только о женщинах (Ибн Фадлан 1956. С. 245. Примеч. 751).

[24] "Имеется в виду, что девушка согласилась на смерть добровольно..." (Ибн Фадлан 1956. С. 245-246. Примеч. 753).

[25] Араб, ра'ис. Как отмечал А.П. Ковалевский, иногда термин приравнивался к слову малик — "владыка, государь", в других же случаях имел значение "больший, старший", в противопоставление простому народу (Ибн Фадлан 1956. С. 241. Примеч. 745). В данном случае имеется в виду скорее "главарь", нежели "владыка, правитель". См. выше примеч. 21.

[26] Ахлихи — "его семья". "Тут уже, конечно, все его родственники в более широком смысле, также и мужчины, участвующие в дальнейшем обряде... Семья, состоящая из ближайших иждивенцев данного лица, названа у Ибн Фадлана 'ийалун" (Ибн Фадлан 1956. С. 246. Примеч. 757). Кроме родственников, в похоронах участвовали и другие домочадцы (Калинина 1995. С. 136-137).

[27] Араб, гулям. Возможно, подразумеваются рабы, хотя этот вопрос остается открытым (Ибн Фадлан 1956. С. 246. Примеч. 758; Калинина 1995. С. 136-137). О.Г. Большаков отметил, что термин гулям лучше оставлять без перевода: "Во-первых, отроки как члены дружины были свободными, а гулямы — рабами или вольноотпущенниками, во-вторых, отроки были младшими дружинниками, а гулямы нередко становились даже полководцами" (Большаков 2000. С. 54). Однако до XI в. в древнерусском социуме отрок входил в состав "челяди", т.е. мог быть не свободным человеком (Свердлов 1983. С. 203), следовательно, термин "гулям" правомерно перевести как "отрок" (Калинина 1995. С. 137).

[28] "Это "опорные столбы", но не единственные подпорки" (Ибн Фадлан 1956. С. 247. Примеч. 767).

[29] А.П. Ковалевский предполагал, что термины хаданг и халандж являются диалектическими вариантами и могут означать: береза, бук, белый тополь и клен (Ибн Фадлан 1939. С. 161. Примеч. 1131). Позднее А.П. Ковалевский считал, что слово хаданг может означать "сосна". В тексте Иакута в этом месте — халандж (вероятно, "береза": Ибн Фадлан 1956. С. 214. Примеч. 539; С. 247. Примеч. 768). Б.Н. Заходер считал термины неидентичными и полагал, что халандж — это береза, а хаданг может означать "осина, дуб, тополь или еще какое-то дерево, обладающее устойчивостью против влаги" (Заходер 1962. С. 112).

[30] Речь идет о неких обрядовых речах, не обращенных ни к кому из присутствующих конкретно (Ибн Фадлан 1956. С. 247-248. Примеч. 772).

[31] "Кумач" — добротная материя, необязательно красная. Аналоги имеются и в арабском, и в персидском языках (Ибн Фадлан 1956. С. 248. С. 774).

[32] По выражению А.П. Ковалевского, "профессионалка своего дела, которую приглашали для такого обряда, почему ей и присвоено прозвище "распорядителя смерти"" (Ибн Фадлан 1956. С. 249. Примеч. 778, 780). Руководя обрядовыми приготовлениями, старуха устраивает переход в иной мир. Подобные руководительницы известны у индийцев, хеттов, литовцев; сказочная Баба Яга в русском фольклоре зачастую выполняет ту же функцию (Петрухин 1995. С. 212-213).

[33] О шароварах русов упоминалось также в "Анонимной записке". На поминальных камнях острова Готланд изображены воины в широких, подвязанных под коленами штанах, напоминающих шаровары русов (Лебедев 1978. С. 23).

[34] Костные останки таких животных были найдены при археологических раскопках в курганах на территории и Скандинавии, и Восточной Европы (Lewicki 1955. S. 144-146; Жарнов 1991).

[35] А.П. Ковалевский считал этот обряд пережитком группового брака (Ибн Фадлан 1956. С. 252. Примеч. 808).

[36] А.П. Ковалевский отмечал, что "поскольку автор мусульманин, можно перевести и "время вечерней молитвы"" (Ибн Фадлан 1956. С. 252. Примеч. 810). Для понимания мусульманских молитвенных обычаев в климатических условиях Волжской Булгарии это сообщение приобрело особое значение (Салахетдинова 1994).

[37] А.П. Ковалевский справедливо считал, что обряд похорон руса представлял собой символическую свадьбу, когда девушка-рабыня становилась свободной женой умершего (Ибн Фадлан 1956. С. 254. Примеч. 819). Вероятнее всего, она была именно рабыней-наложницей, а не свободной женщиной, и лишь став жертвой и, тем самым, законной женой, переходила в ранг свободной женщины (Калинина 1995. С. 136).

[38] Вставка из текста Амина Рази, с редактурой А.П. Ковалевского (Ибн Фадлан 1956. С. 255. Примеч. 828).

[39] Прощание с подругами подчеркивает мотив похорон-свадьбы (Ибн Фадлан 1956. С. 255. Примеч. 832).

[40] С.С. Стасов полагал, что объяснение эпизода Ибн Фадланом неверно: стук палок по щитам означал удаление злых духов (Стасов 1881). А.П. Ковалевский же настаивал, что в эпоху Ибн Фадлана обряд имел вполне рационалистическое, правильно истолкованное Ибн Фадланом объяснение (Ибн Фадлан 1956. С. 257. Примеч. 839).

[41] Араб Ибн Фадлан и передающий его рассказ перс Амин Рази избегают терминов, обозначающих мусульманский рай, поскольку язычник-рус не мог попасть именно туда (Ибн Фадлан 1956. С. 261. Примеч. 867). Мусульманский рай (джанна) был уготован только приверженцам ислама, соблюдающим все его правила.

[42] В целом обряд и слова руса соответствуют рекомендации, которую вложил в уста скандинавского верховного бога Одина Снорри Стурлусон, исландский писатель XIII в.: "Один завещал всех умерших сжигать на костре вместе с их имуществом... Люди верили тогда, — продолжал Снорри, — что чем выше дым от погребального костра подымается в воздух, тем выше в небе будет тот, кто сжигается" (Круг Земной: Сага об Инглингах. VIII. IX). Впрочем, обряд кремации умерших с конем и другими животными характерен и для славян, и для балтов, и для скандинавов (Петрухин 1995. С. 198, 206-207).

[43] Здесь А.П. Ковалевский предпочитает значение "сосна" (Ибн Фадлан 1956. С. 263. Примеч. 875а).

[44] Вставка из текста Амина Рази. Встречается также у Закарийа ал-Казвини: "в огромном дворце" (Ибн Фадлан 1956. С. 263. Примеч. 876).

[45] А.П. Ковалевский предпочитает значение "замок", поскольку далее речь идет о дружинниках (Ибн Фадлан 1956. С. 265. Примеч. 877).

[46] Здесь А.П. Ковалевский переводит "богатыри", а не "дружинники", поскольку в арабском тексте стоит слово, означающее "доблестный, храбрый, герой" (Ибн Фадлан 1956. С. 263. Примеч. 878).

[47] Фраза переведена дословно. Она означает "он велит подвести" (Ибн Фадлан 1956. С. 265-266. Примеч. 887).

[48] "Из этого сообщения мы еще раз убеждаемся, что "ложе", на котором находился царь, представляло собой большой помост, с которого можно было садиться прямо на лошадь..." (Ибн Фадлан 1956. С. 266. Примеч. 890).

[49] Араб, халифа — "в общем значении". "Слово "халиф" в применении к багдадскому халифу Ибн Фадлан применяет лишь в особых случаях" (Ибн Фадлан 1956. С. 266. Примеч. 891).