ВИЗАНТИЙСКИЕ ИСТОЧНИКИ
Михаил Пселл
Михаил Пселл (1018 — после 1096/1097) — один из самых выдающихся византийских историков, философов, авторов риторических произведений. Его творческое наследие превосходит по объему все сочиненное в этом жанре в Византии в X-XI вв. Являясь составителем естественно-научных трактатов, филологических эссе, он проявил себя и как блестящий полемист и активный политик. Современник четырнадцати императоров, для многих из них он был приближенным советником. Велико и его интереснейшее эпистолярное наследие, насчитывающее около пятисот писем.
Родившийся в Константинополе в семье чиновника, Пселл с пяти лет стал посещать школу, прошел необходимый курс наук вплоть до занятий риторикой у знаменитого византийского ритора и педагога Иоанна Мавропода. Затем началась самостоятельная деятельность, ученая и литературная, Пселла и его успешное карьерное продвижение по этапам государственной службы. При императоре Михаиле V (1041-1042) он оказывается при дворе в качестве императорского секретаря, а при Константине IX Мономахе (1042-1055) он уже приближенный советник василевса, фаворит правителя. Вскоре Михаил Пселл становится ипатом философов — главой философской школы константинопольского "университета", получив тем самым высший научный титул в Византии. Ученая и государственная деятельность успешно сочетаются в жизни историографа, философа и политика.
Хотя сам Пселл оценивал свои занятия историей как нечто второстепенное и побочное, отдавая предпочтение риторике, философии, преподавательской деятельности, политической теории и практике, именно "Хронография" стала одной из вершин византийской историографии и литературы.
Сочинение охватывает столетний период византийской истории (976-1075), как бы продолжая "Историю" Льва Диакона и завершаясь описанием правления Михаила VII. Композиционно "Хронография" распадается на две части, первая из которых, подразделяющаяся в свою очередь на семь разделов — "томов", оканчивается историей Исаака Комнина (1057-1059); вторая, не имея подобного внутреннего членения, начинается с Константина Дуки (1059-1067). Первую часть Пселл начал, по-видимому, писать осенью 1057 г., завершив ок. 1059-1063 гг., над заключительной же работал в 1071-1075 гг. Рассказ о правлении Василия II (976-1025) и Константина VIII (1025-1028) основан на письменных источниках, возможно, общих со Скилицией; далее следует повествование о событиях, непосредственным участником и свидетелем которых был сам Пселл. Неслучайно поэтому образ автора занимает в "Хронографии" центральное место. Пселл создает своего рода автобиографию, вплетенную в повествование об исторических событиях.
Сведения о русских и Руси встречаются неоднократно в ходе повествования. Рассказывая о восстании Варды Фоки в 988 г., Пселл сообщает о том, что на помощь византийскому императору Василию II незадолго перед описываемыми событиями прибыл боеспособный отряд "скифов Тавра", под которым обычно понимают шеститысячное войско, посланное киевским князем Владимиром, женатым на сестре Василия и Константина Анне. Таким образом, данное свидетельство — хронологически первое упоминание о русском вспомогательном воинском корпусе в Византии, направление которого было прямым результатом договоренностей Владимира, принявшего христианство, и византийского императора Василия II.
Ниже Пселл, подводя итоги политики, в том числе и внешней, этого императора, говорит о "приобретениях" последнего: "Все, чем владели иверы и арабы, что хранилось в сокровищницах кельтов, что имела скифская земля, словом, — все окрестные варвары, он, собрав, сложил в императорском казнохранилище". Здесь в обобщенной риторической манере перечисляются все народы "ойкумены", в том числе и "скифы", под которыми часто имелись в виду "народы севера", в том числе и Руси.
В сообщении о константинопольском восстании в апреле 1042 г. и о ссылке императрицы Зои, вызвавшей всеобщее возмущение против императора Михаила V Калафата, рассказывается, что "даже иноземное вспомогательное войско, которое обычно василевсы имеют при себе, — говорю о скифах у Тавра, — не могло сдержать гнева, но все хотели отдать в жертву ради императрицы свои жизни".
Об участии варяго-русской дружины в церемонии интронизации сестер Зои и Феодоры в апреле 1042 г. сообщает Пселл, говоря о стоявших рядом с престолом цариц "секироносцах".
Специальная глава в книге о правлении Константина IX Мономаха посвящена нашествию росов — последней русско-византийской войне в 1043 г. Сообщив о подходе к столице судов росов, Пселл пишет, что это варварское племя всегда оспаривает ромейскую гегемонию и всякий раз стремится найти повод к войне. И далее подробно описан очевидцем ход русско-византийского столкновения, известного и по русским летописям как поход князя Владимира Ярославича с предводителем Вы-шатой.
Об участии "тавроскифов" из императорской гвардии Михаила VI в сражении у Полемона близ Никеи 20 августа 1057 г. против мятежных сил Исаака Комнина Пселл сообщает, называя число "скифов у Тавра" — не более четырехсот. Но, как явствует из дальнейшего рассказа, иноземные силы, — в том числе "италийцы" (т.е. сицилийские норманны) и "тавроскифы", были и в войске Исаака Комнина, одержавшего победу и ставшего первым императором будущей новой династии иноземцы во всяком случае стояли в почетном строю при Исааке вс время его переговоров с посольством Пселла в лагере у Никомидии в конце августа 1057 г.
Издание: Michel Psellos. Chronographie ou histoire d'un siecle de Byzance (976-1077) / Ed. E. Renauld. Paris, 1926-1928. T. 1-2.
Перевод: Михаил Пселл. Хронография / Пер. Я.Н. Любарского Краткая хроника / Пер. Д.А. Черноглазова, Д.Р. Абдрахмановой. СПб.. 2003.
Литература: Безобразов 1890; Васильевский 1909. С. 3-55; Hussey 1935. Р. 81-90; Вальденберг 1945. С. 249-255; Vernadsky 1953. Bd. 12. Gadolin 1970; Tinnefeld 1971; Weifi 1972. S. 9-52; Салямон 1972. Т. 33: Weifi 1973; Tinnefeld 1973. Bd. 22; Wolska-Conus 1976. T. 6. P. 223-243: Литаврин 1977; Beck 1977. S. 539-541; Любарский 1978; Hunger 1978. Bd. I. S. 372-382; Shepard 1978. Bd. 22. P. 147-212; Moravcsik ВТ I. S. 437—441; Литаврин 2000. С. 214-276.
ХРОНОГРАФИЯ
Василиий II
Восстание Барды Фоки
XIII. Царь Василий порицал неблагодарных ромеев, и поскольку незадолго перед тем явился к нему отряд отборных тавроскифских воинов[1], задержал их у себя, добавил к ним других чужеземцев и послал против вражеского войска[2]. Те застали неприятелей врасплох, готовившихся не противника побить, а вина попить, многих убили, а остальных рассеяли, и поднялся среди мятежников бунт против самого Фоки.
Михаил V
XV. Взвалив на себя бремя единодержавной власти, этот странный муж [Михаил Калафат] никаких разумных мер для государства не придумал, но сразу стал своевольно все переставлять и перетасовывать: никого из людей вельможных не одаривал лаской взора или души, а только устрашал всех грозными речами. Подданных он хотел сделать беспрекословно послушными, большинство вельмож лишить принадлежащей им власти, а народу дать свободу, чтобы стражу его составило не малое число избранных, а многочисленная толпа. Охрану своей персоны он передал купленным им раньше скифским юношам — все это были евнухи, знавшие, чего ему от них надо, и пригодные к службе, которую он от них требовал; он смело мог положиться на их преданность, особенно после того, как удостоил их высоких титулов. Одни из них его охраняли, другие исполняли иные приказы.
XXV. Император предавался удовольствиям и был полон высокомерия, а весь город — я имею в виду людей всякого рода, состояния и возраста, — будто распалась гармония его тела, уже приходил по частям в брожение, волновался, и не осталось в нем никого, кто бы не выражал недовольства сначала сквозь зубы, но, тая в душе замыслы куда более опасные, не дал бы в конце концов волю языку. Когда повсюду распространился слух о новых бедах императрицы[3], город явил собой зрелище всеобщей скорби; как в дни великих и всеобщих потрясений все пребывают в печали и, не в силах прийти в себя, вспоминают о пережитых бедах и ожидают новых, так и тогда страшное отчаяние и неутешное горе вселились во все души, и уже на другой день никто не сдерживал язык — ни люди вельможные, ни служители алтаря, ни даже родственники и домочадцы императора. Проникся великой отвагой мастеровой люд, и даже союзники и иностранцы — я имею в виду тавроскифов и некоторых других, которых цари обычно держат при себе[4], — не могли тогда обуздать своего гнева; все готовы были пожертвовать жизнью за царицу.
Константин IX
ХС. Не успели подавить мятеж[5], как началась война с варварами. Неисчислимое, если можно так выразиться, количество русских кораблей прорвалось силой или ускользнуло от отражавших их на дальних подступах к столице судов и вошло в Пропонтиду.
Туча, неожиданно поднявшаяся с моря, затянула мглой царственный город. Дойдя до этого места, хочу рассказать, почему они без всякого повода со стороны самодержца пустились в плаванье и двинулись на нас походом.
XCI. Это варварское племя все время кипит злобой и ненавистью к Ромейской державе и, непрерывно придумывая то одно, то другое, ищет предлога для войны с нами. Когда умер вселявший в них ужас самодержец Василий[6], а затем окончил отмеренный ему век и его брат Константин[7] и завершилось благородное правление[8], они снова вспомнили о своей старой вражде к нам и стали мало-помалу готовиться к будущим войнам. Но и царствование Романа[9] сочли они весьма блестящим и славным, да к тому же и не успели совершить приготовлений; когда же после недолгого правления он умер и власть перешла к безвестному Михаилу[10], варвары снарядили против него войско; избрав морской путь, они нарубили где-то в глубине своей страны лес, вытесали челны, маленькие и покрупнее, и постепенно, проделав все в тайне, собрали большой флот и готовы были двинуться на Михаила.
Пока все это происходило и война только грозила нам, не дождавшись появления росов, распрощался с жизнью и этот царь, за ним умер, не успев как следует утвердиться во дворце, следующий[11], власть же досталась Константину[12], и варвары, хотя и не могли ни в чем упрекнуть нового царя, пошли на него войной без всякого повода, чтобы только приготовления их не оказались напрасными. Такова была беспричинная причина их похода на самодержца.
XCII. Скрытно проникнув в Пропонтиду, они прежде всего предложили нам мир, если мы согласимся заплатить за него большой выкуп, назвали при этом и цену: по тысяче статиров[13] на судно с условием, чтобы отсчитывались эти деньги не иначе, как на одном из их кораблей. Они придумали такое, то ли полагая, что у нас текут какие-то золотоносные источники, то ли потому, что в любом случае намеревались сражаться и специально выставляли неосуществимые условия, ища благовидный предлог для войны. Поэтому, когда послов не удостоили никакого ответа, варвары сплотились и снарядились к битве; они настолько уповали на свои силы, что рассчитывали захватить город со всеми его жителями.
ХСIII. Морские силы ромеев в то время были невелики, а огненосные суда[14], разбросанные по прибрежным водам, в разных местах стерегли наши пределы. Самодержец стянул в одно место остатки прежнего флота, соединил их вместе, собрал грузовые суда, снарядил несколько триер, посадил на них опытных воинов, в изобилии снабдил корабли жидким огнем, выстроил их в противолежащей гавани напротив варварских челнов и сам вместе с группой избранных синклитиков в начале ночи прибыл на корабле в ту же гавань; он торжественно возвестил варварам о морском сражении и с рассветом установил корабли в боевой порядок. Со своей стороны варвары, будто покинув стоянку и лагерь, вышли из противолежащей нам гавани, удалились на значительное расстояние от берега, выстроили все корабли в одну линию, перегородили море от одной гавани до другой и, таким образом, могли уже и на нас напасть, и наше нападение отразить.
И не было среди нас человека, смотревшего на происходящее без сильнейшего душевного беспокойства. Сам я, стоя около самодержца (он сидел на холме, покато спускавшемся к морю), издали наблюдал за событиями.
XCIV. Так построились противники, но ни те, ни другие боя не начинали, и обе стороны стояли без движения сомкнутым строем. Прошла уже большая часть дня, когда царь, подав сигнал, приказал двум нашим крупным судам потихоньку продвигаться к варварским челнам; те легко и стройно поплыли вперед, копейщики и камнеметы подняли на их палубах боевой крик, метатели огня заняли свои места и приготовились действовать. Но в это время множество варварских челнов, отделившись от остального флота, быстрым ходом устремилось к нашим судам.
Затем варвары разделились, окружили со всех сторон каждую из триер и начали снизу пиками дырявить ромейские корабли; наши в это время сверху забрасывали их камнями и копьями. Когда же во врага полетел и огонь, который жег глаза, одни варвары бросились в море, чтобы плыть к своим, другие совсем отчаялись и не могли придумать, как спастись.
XCV. В этот момент последовал второй сигнал, и в море вышло множество триер, а вместе с ними и другие суца, одни позади, другие рядом. Тут уже наши приободрились, а враги в ужасе застыли на месте. Когда триеры пересекли море и оказались у самых челнов, варварский строй рассыпался, цепь разорвалась, некоторые корабли дерзнули остаться на месте, но большая часть их обратилась в бегство. Тут вдруг солнце притянуло к себе снизу туман и, когда горизонт очистился, переместило воздух, который возбудил сильный восточный ветер, взбороздил волнами море и погнал водяные валы на варваров. Одни корабли вздыбившиеся волны накрыли сразу, другие же долго еще волокли по морю и потом бросили на скалы и на крутой берег; за некоторыми из них пустились в погоню наши триеры, одни челны они пустили под воду вместе с командой, а другие воины с триер продырявили и полузатопленными доставили к ближайшему берегу. И устроили тогда варварам истинное кровопускание, казалось, будто излившийся из рек поток крови окрасил море.
XCVI. Разгромив таким способом варваров, царь покинул берег и победителем вернулся во дворец. Все кругом говорили — я вник в эти разговоры и не обнаружил в них ничего серьезного и никаких оснований для пророчеств — итак, говорили, что царя ждут многие напасти, как внешние — от варваров, так и от своих, прежде покорных подданных, но что все они его минуют, ибо добрая судьба придет на помошь самодержцу и легко разрушит все козни. Да и сам царь с гордостью рассказывал о пророчествах и гаданиях, касавшихся его царствования, вспоминал о видениях и необычных снах, одни из которых видел сам. о других узнал с чужих слов и толкований, и говорил по этому поводу удивительные вещи. Поэтому и тогда, когда беда уже надвигалась и все остальные боялись и с ужасом ожидали будущего, он уповал на счастливый исход, умерял страхи окружающих и оставался беспечным, будто ничего дурного и не случилось.
Русский князь. Миниатюра Радзивилловской летописи
Михаил VI
Посылка войска против Исаака[15]
(Описание победоносного сражения императорских войск с мятежным Исааком Комнином.)[16]
XIII. ...Итак, правый фланг неприятеля тоже обратился в бегство, и полная победа осталась за нами[17]. В самой гуще толпы, возвышаясь над бегущими и преследующими, как вкопанный, стоял узурпатор. Несколько наших воинов (это были тавроскифы, числом не более четырех), заметили его и с двух сторон направили на Комнина свои копья. Удары, однако, пришлись на доспехи Исаака, и железо не коснулось его тела. Тавроскифы не смогли даже с места сдвинуть этого мужа, ибо с противоположных сторон его с такой же силой подпирали копьями и все время возвращали его тело в прежнее положение, не позволяя ему потерять равновесие и отклониться от центра. Исаак принял случившееся за добрый знак, что-де останется он недвижим, сколько бы ударов ни сыпалось на него с обеих сторон, и тут же приказал своему войску с удвоенной силой напасть на нас, завязать бой, обратить противника в бегство и преследовать его как можно дальше.
Посольство к Исааку Комнину
XXIV. Шум постепенно умолк, и мы смогли рассмотреть, что происходило внутри шатра (когда распахнулась дверь, мы не вошли сразу, а встали поодаль, ожидая специального приглашения). Нам предстала следующая картина. Сам царь сидел на двуглавом кресле[18], высоком и отделанном золотом, опирал ноги на скамейку, и роскошные одежды сверкали на нем. Он гордо поднял голову, выпятил грудь, багрянец битвы румянил его щеки, глаза были сосредоточены и неподвижны и свидетельствовали о напряженной работе мысли; потом он поднял взор и, как бы уйдя от пучины, причалил в спокойной гавани. Воины несколькими кругами опоясывали Исаака. Внутренний и самый малочисленный из них был составлен из первых людей, доблестных отпрысков знатнейших родов, осанкой не уступавших древним героям. Эти отборные воины служили живым примером всем, стоявшим за ними. Их опоясывал второй круг, оруженосцы первых, бойцы передовой линии (некоторые заполняли следующие отряды), также лучшие из начальников полуотрядов, они стояли на левом фланге. Окаймляло их кольцо простых воинов и свободных. А дальше уже располагались союзные силы, прибывшие к мятежникам из других земель, италийцы[19] и тавроскифы[20], сам вид и образ которых внушали ужас. Глаза тех и других ярко сверкали. Если первые подкрашивают глаза и выщипывают ресницы, то вторые сохраняют их естественный цвет. Если первые порывисты, быстры и неудержимы, то вторые бешены и свирепы. Первый натиск италийцев неотразим, но они быстро переполняются гневом: тавроскифы же не столь горячи, но не жалеют своей крови и не обращают никакого внимания на раны. Они заполняли круг щита и быта вооружены длинными копьями и обоюдоострыми секирами; секиры они положили на плечи, а древки копий выставили в обе стороны и как бы образовали навес между рядами.
Избрание патриархом Константина (Лихуда)
LXVII. Почтив память усопшего [патриарха Михаила Керулария] назначением достойного мужа, царь сначала утихомирил восточных варваров (это дело не доставило ему больших хлопот), а потом со всем войском выступил против западных, которые в старые времена звались мисами, а нынешнее наименование получили позже[21]. Они обитали в землях, которые от Ромейской державы отделяются Истром, но неожиданно снялись со своих мест и перешли на наш берег. Причиной же для этого был народ гетов[22], которые с ними граничили, разоряли и грабили их страну и вынудили к переселению. Поэтому они, как по суше, перешли по замерзшему Истру на наш берег, всем народом навалились на наши границы и с тех пор не могли заставить себя жить в мире и оставить в покое соседей[23].
LXVIII. Хотя мисы телом не сильны и духом не отважны, сражаться и воевать с ними трудней, чем с каким-либо другим народом. Они не носят панцирей, не надевают поножей, не защищают головы шлемом, в руках не держат щита, ни продолговатого, какие, по рассказам, были у аргивян[24], ни круглого, и не вооружены даже мечами, имеют при себе только копья, и это единственное их оружие. Они не разделяют войско на отряды, в сражениях не следуют никакой военной науке, не признают ни фронта, ни левого, ни правого флангов, не разбивают лагерей, не окружают их рвами, а, сбившись в кучу, сильные своим презрением к смерти, с громким боевым кличем бросаются на неприятеля. Если враг отступает, они обрушиваются на него, как башни, преследуют и безжалостно истребляют, но если неприятельский строй выдерживает напор и не рассыпается под варварским натиском, сразу же поворачивают назад и спасаются бегством. При этом они отступают в беспорядке и рассеиваются кто куца: одни бросаются в реку, выплывают или тонут в водоворотах, другие скрываются от преследователей и исчезают в гуще леса, третьи придумывают еще что-нибудь. Разом рассеявшись, они потом снова отовсюду незаметно сходятся в одно место, кто с гор, кто из ущелий, кто из реки. Если они испытывают жажду и находят реку или родник, то набрасываются на воду и жадно пьют ее большими глотками, если же воды нет, то сходят с коней, мечами отворяют им жилы, выпускают из животных кровь, пьют ее вместо воды и таким образом утоляют жажду. Потом они разрубают на куски тело самого упитанного коня, собрав какое-нибудь топливо, разжигают костер, слегка подогревают на нем куски конины, сжирают их вместе с кровью и грязью и, подкрепившись таким образом, устремляются в первое попавшееся убежище и сидят там, как змеи в норах, а вместо стен служат им обрывистые кручи и глубокие пропасти.
LXIX. Все люди этого племени опасны и вероломны. Договоры о дружбе для них ничего не значат, и, даже поклявшись над жертвами, они не держат своего слова, ибо никакого божества, я не говорю уже о Боге, они не почитают: все, по их мнению, происходит само по себе, и смерть для них конец всякому существованию. Поэтому они с легкостью заключают мир, но, когда хотят воевать, сразу отказываются от договоров. Если ты берешь верх, они снова домогаются твоей дружбы, если же в сражении берут верх сами, то одних пленных убивают, других выводят на торжественную распродажу, за богатых запрашивают высокую цену, а если им ее не дают, предают смерти и их.
LXX. Такой вот народ поставил себе целью изгнать из ромейских пределов царь Исаак и двинулся на врага с большими силами. У мисов возникли внутренние разногласия, и настроение их менялось, но царь, не слишком им доверяя, повел свое войско против самого сильного их племени, непобедимого и неодолимого, и, приблизившись, вселил ужас в противника. Враги страшились самого Исаака и его армии, на царя, как на громовержца, не дерзали даже поднять глаз, а завидев плотно сомкнутые ряды его войска, разбежались. Только отдельными группами нападали они на нас и с громким воем устремлялись на неколебимых наших воинов. Но не смогли они ни одолеть нас с помощью засад, ни встретить в открытом бою и потому назначили сражение на третий день, а сами еще до вечера, бросив свои палатки и неспособных к бегству стариков и детей, рассеялись по труднодоступным местам. Согласно договоренности, царь выступил во главе построенного в боевые порядки войска, но ни одного варвара нигде не было видно, а от преследования царь отказался, во-первых, из страха перед скрытыми засадами, а во-вторых, потому что враги ушли уже за три дня до этого. Исаак разрушил их палатки, взял всю добычу, которую там нашел, и как победитель двинулся назад[25]. Но не сопутствовала ему удача на обратном пути, страшная буря обрушилась на его войско, и многих своих воинов недосчитался тогда Исаак[26]; тем не менее в столицу он вошел, украшенный победными венками.
Константин X Дука
XXIII. Когда западные мисы[27] и трибалы, вступив в сговор, заключили союз и волна бедствий обрушилась на Ромейскую державу, царь первым делом выступил против них и возвратился во дворец лишь потому, что я разве что не вцепился в него обеими руками. Все же он собрал небольшое войско и послал его против варваров, и Бог явил тогда чудо, не менее удивительное, чем Моисею: варвары, будто увидев перед собой огромное войско, затрепетали душой, пустились бежать и рассеялись кто куда, и очень многие из них пали жертвой мечей преследователей. Мертвые доставили пищу птицам, а беглецы рассеялись по всей стране[28].
Если бы решил я писать похвалу, а не составлять обозрение истории, одного этого хватило бы мне для пышных восхвалений, но пусть поток моей речи устремится в другое русло.
Евдокия
Правление Романа Диогена
XXVIII. ...Царь Михаил[29], опасаясь за свою судьбу и остерегаясь свирепого ирава Диогена[30], принял решение, сулящее ему безопасность и, надо полагать, весьма разумное. Он удалился от матери, стал действовать самостоятельно и, воспользовавшись советами двоюродных братьев — я имею в виду сыновей кесаря[31], — заручился поддержкой дворцовых стражников (племя это — все из щитоносцев, потрясающих в руках тяжелыми железными и обоюдоострыми секирами)[32]. И вот разом ударили эти воины по щитам, закричали во всю силу своих глоток, лязгая секирами и завывая, явились к царю, чтобы защитить его от опасности: они окружили его кольцом и, не прикоснувшись к нему и пальцем, отвели в верхние этажи дворца.
(Перевод Я.Н. Любарского. С. 12, 60, 64, 98-100,
145, 148-149, 165-167, 179, 189)
[1] Тавроскифами Пселл, в соответствии с византийской традицией, называет русских. В данном случае речь идет о 6-тысячном отряде, присланном киевским князем Владимиром в ответ на просьбу Василия II. Эти события стоят в тесной связи с женитьбой Владимира на императорской сестре Анне и Крещением Руси в 988 г.
[2] Мятежники во главе с Вардой Фокой.
[3] Имеется в виду низложение императрицы Зои 19 апреля 1042 г., вслед за чем последовало в столице восстание против Михаила.
[4] Варяго-русская дружина на службе византийского императора.
[5] Мятеж Георгия Маниака. Далее рассказывается о русско-византийской войне 1043 г.
[6] Василий II Болгаробойца (976-1025).
[7] Константин VIII (1025-1028).
[8] Правление Македонской династии.
[9] Роман III Аргир (1028-1034).
[10] Михаил IV (1034-1041).
[11] Михаил V (1041-1042).
[12] Константин IX Мономах (1042-1055).
[13] Статир, или статер, — золотая номисма (монета), равная 1/72 золотого фунта.
[14] Суда, на которых располагались сифоны с "греческим огнем".
[15] Мятеж Исаака Комнина — будущего императора Исаака I Комнина (1057-1059) в июле 1057 г.
[16] Мятежники находились у Никеи, императорские войска — в районе Никомидии.
[17] Сражение произошло 20 августа 1057 г. Пселл свидетельствует об участии русских ("тавроскифов") в подавлении мятежа.
[18] Трон Исаака I Комнина. Переговоры в лагере Исаака у Никомидии начались 25 августа.
[19] Т.е. сицилийские норманны.
[20] Русские.
[21] "Мисами" Пселл называет печенегов.
[22] "Гетами" Пселл называет племена узов, или торков (в русских летописях).
[23] Имеются в виду вторжения печенегов в 1046-1047 гг. под командованием Тираха.
[24] Гомеровское наименование греков.
[25] Исаак Комнин дошел до Триадицы (Сердики), после чего двинулся на печенегов.
[26] Буря у г. Ловеча, в которой чуть не погиб сам Исаак, случилась 24 сентября 1059 г.
[27] Печенеги. "Трибаллы" — узы, названные Пселлом также "гетами" (торки русских летописей).
[28] Речь идет о событиях 1064 г., когда узы вторглись из-за Дуная на территорию Империи, но были поражены эпидемией.
[29] Император Михаил VII Дука (Парапинак) (1071-1078), ставший императором 24 октября 1071 г.
[30] Император Роман IV Диоген (1068-1071).
[31] Сыновья кесаря Иоанна — Андроник и Константин.
[32] Варяго-русская дружина императорской гвардии.
