АНТИЧНЫЕ ИСТОЧНИКИ
Дион Хрисостом
Греческий оратор и философ Дион Хрисостом (ок. 40 — ок. 120 гг. н.э.) происходил из вифинского города Прусы, снискал популярность как философ кинико-стоического толка. Произнес и издал множество речей на социально-этические, политические и философские темы, из них до нас дошло 78 речей. Огромную источниковую ценность для изучения истории Северного Причерноморья представляет собой XXXVI речь под названием "Борисфенитская речь, прочитанная в отечестве" (произнесена ок. 100 г.), поскольку передает личные впечатления Диона от посещения северочерноморского города Ольвии.
Издания: Dionis Chrysostomi Orationes / Recogn. et praefatus est L. Dindorfius. Vol. II. Lipsiae, 1857; Dionis Prusaensis, quem vocant Chrysostomum, quae extant omnia / Vol. I—II. Ed. H. von Arnim. Berolini, 1893-1896 (Nachdruck 1962); Dio Chrysostom: Orations VII, XII, XXXVI / Ed. by D. A. Russel. Cambridge, 1992; Dion von Prusa: menschliche Gemeinschaft und gottliche Ordnung: Die Borysthenes-Rede / Eingeleitet, ubersetzt und mit interpretierenden Essays versehen von H.-G. Nesselrath, Balbina Babler u.a. Darmstadt, 2003.
Литература: Браунд 1999. С. 271-282; Латышев 1887; Подосинов 1979. С. 19-32; Подосинов 2005. С. 9-16; Трофимова 1959. С. 151-162; Arnim 1898; Babler 2002. S. 311-327; Hupe 2006. S. 165-234; Jones 1978; Russel 1992; Treu 1961. S. 137-154.
XXXVI. БОРИСФЕНИТСКАЯ РЕЧЬ, ПРОЧИТАННАЯ В ОТЕЧЕСТВЕ
1. Случилось мне летом[1] быть в Борисфене[2], когда я после изгнания прибыл [туда] морем, имея в виду, если можно будет, пробраться через Скифию к гетам, чтобы посмотреть, что там делается[3]. И вот я в рыночный час прогуливался по берегу Гипаниса[4]. Надо знать, что, хотя город и получил название от Борисфена вследствие красоты и величины этой реки, но как ныне лежит на Гипанисе, так и прежде был выстроен там же немного выше так называемого Гипполаева мыса[5], на противоположном [от него] берегу.
2. [Мыс этот представляет собой] острый и крутой выступ материка в виде корабельного носа, около которого сливаются [обе] реки; далее они представляют уже лиман вплоть до моря на протяжении почти 200 стадиев; и ширина рек в этом месте не менее. Большая часть лимана представляет мели, и при безветрии поверхность воды там постоянно гладка, как на озере. Лишь с правой стороны заметно течение воды, и плывущие с [моря] по течению заключают о глубине; отсюда-то [река] изливается в море вследствие силы течения; если бы его не было, вода легко могла бы быть задержана сильным южным ветром, дующим в устье.
3. В остальной части лимана берега болотисты и покрыты густым тростником и деревьями; даже в самом лимане видно много деревьев, издали похожих на мачты, так что неопытные корабельщики ошибаются, правя к ним, как бы к кораблям. Здесь есть также много соли, и отсюда получает ее покупкой большинство варваров, а также эллины и скифы, живущие на Таврическом полуострове. Реки впадают в море у укрепления Алектора[6], принадлежащего, как говорят, супруге царя савроматов[7].
4. Город борисфенитов по величине не соответствует своей прежней славе вследствие неоднократных разорений и войн: находясь уже так давно среди варваров и притом почти самых воинственных, он постоянно подвергается нападениям и несколько раз уже был взят врагами; последнее и самое сильное разорение его было не более как сто пятьдесят лет тому назад: геты взяли и его и остальные города по левому берегу Понта вплоть до Аполлонии[8].
5. Вследствие этого-то дела тамошних эллинов пришли в крайний упадок: одни города совсем не были восстановлены, другие — в плохом виде, и при этом нахлынула в них масса варваров[9]. Много сделано было захватов во многих частях эллинского мира, рассеянного по разным местам. После разгрома борисфениты снова заселили город, — как мне кажется, по желанию скифов[10], нуждавшихся в торговле и посещениях эллинов, которые по разрушении города перестали приезжать туда, так как не находили соплеменников, которые могли бы их принять, а сами скифы не желали и не умели устроить им торговое место по элллинскому образцу.
Руины крепостной стены римского времени в Ольвии
6. О бывшем разорении свидетельствуют плохой вид построек и тесное расположение города на небольшом пространстве: он пристроен лишь к небольшой части прежней городской черты, где остается еще несколько башен, не соответствующих ни величине, ни силе [нынешнего] города; находящееся между ними пространство тесно застроено домишками почти без промежутков и обнесено очень низенькой и непрочной стенкой[11]. Некоторые башни стоят так далеко от заселенной ныне местности, что нельзя даже представить себе, чтобы они принадлежали одному городу. Все это служит явными признаками его разорения, и затем еще то, что в храмах не осталось ни одной целой статуи, но все они изуродованы, равно как и бывшие на надгробных памятниках.
7. Итак, я сказал, что мне случилось прогуливаться перед городом. Некоторые из борисфенитов по обыкновению выходили ко мне из города; потом Каллистрат[12], возвращаясь верхом в [город] извне, сначала проехал мимо нас, затем, немного опередив, слез с коня и, передав его ехавшему с ним слуге, сам очень вежливо подошел, спрятав руку под плащ. Он был опоясан большим всадническим мечом, одежду его составляли шаровары и прочее скифское убранство[13]; на плечах был небольшой тонкий черный плащ, какой обыкновенно носят борисфениты. И другая одежда у них по большей части черного цвета по примеру одного скифского племени, которое, как мне кажется, от этого получило у эллинов название меланхленов[14].
8. Каллистрату было лет восемнадцать, он был очень красив и высок и в наружности имел много ионического. Про него говорили, что он храбр на войне и многих савроматов или убил, или взял в плен; кроме того, он прилежно занимался красноречием и философией, так что даже выражал желание уехать со мной; благодаря всему этому он пользовался хорошей репутацией у сограждан, но особенно славился он красотой и имел много обожателей. Этот обычай любовных отношений к мужскому полу укоренился у них еще из метрополии; по-видимому, они научили этому и некоторых варваров, конечно, не к добру, а так, как последние способны были это перенять, с варварской грубостью.
9. Зная, что Каллистрат — почитатель Гомера, я тотчас заговорил о нем[15]. Почти все борисфениты усердно читают этого поэта, вероятно потому, что они и теперь еще воинственны, а может быть, вследствие любви к Ахиллу: они чрезвычайно чтут его, построили ему один храм на так называемом Ахилловом острове, а другой в самом городе[16], и кроме Гомера ни о ком другом не хотят и слушать. Хотя они по-гречески говорят не совсем уже чисто благодаря тому, что живут среди варваров[17], по все-таки "Илиаду" почти все знают наизусть[18].
10. Я шутя сказал Каллистрату: "Как ты думаешь, Каллистрат, который поэт лучше, Гомер или Фокилид[19]?" — "Да я не знаю и имени другого поэта, — с улыбкой ответил Каллистрат, — да, вероятно, и никто из присутствующих: мы не признаем никого другого за поэта, кроме Гомера, но зато его знает почти всякий". В самом деле, их поэты упоминают только о Гомере в своих стихотворениях, которые читают и в других случаях, но в особенности перед сражением постоянно возбуждают ими сограждан (как в Лакедемоне читались стихи Тиртея[20]). Все они ослеплены и не допускают даже возможности существования какого-нибудь другого поэта.
11. "В этом отношении, — сказал я, — Гомер подействовал на ваших поэтов как глазная болезнь. Вы не знаете Фокилида, говоришь ты, а между тем он принадлежит к числу знаменитейших поэтов. Когда к вам приедет какой-нибудь купец, не бывавший у вас прежде, вы не сейчас же распускаете о нем дурные слухи, но сперва пробуете его вино или, если он привезет какой-либо другой товар, берете его образчик и затем уже, если товар понравится, покупаете, а если нет, то оставляете. Так и с поэзией Фокилида, — говорил я, — можно тебе познакомиться по маленькому образчику; 12. он ведь не принадлежит к числу сплетающих длинные и связные стихотворения, как ваш [поэт][21] рассказывает об одной битве более чем в пяти тысячах стихов, — его стихотворение начинается и оканчивается в двух-трех стихах; поэтому он отмечает свое имя в каждой мысли, принимая ее за нечто серьезное и ценное, не так, как Гомер, который нигде не назвал себя в поэмах.
13. Например, покажется ли тебе, что некстати поставил Фокилид [свое имя] в следующем изречении: "И это [изречение] Фокилида: хорошо управляемый маленький городок на утесе лучше необузданной Ниневии". Не стоят ли эти стихи для мыслящих слушателей целой "Илиады" и "Одиссеи"? Неужели вам полезнее было слушать об ахилловых прыжках, нападениях и голосе, — что он одним криком обратил в бегство троянцев? Полезнее ли вам изучать это или то, что маленький городок, лежащий на утесистой скале, если обладает правильным устройством, лучше и счастливее, чем большой город на гладкой и широкой равнине, если он населен безумными людьми, не знающими порядка и закона?"
14. Каллистрату слова мои пришлись не особенно по сердцу: "Гость, — сказал он, — [дело в том], что мы тебя любим и очень уважаем: иначе ни один борисфенит не вынес бы подобных нападок на Гомера и Ахилла, — последний, как ты видишь, наш бог, а первый почитается почти наравне с богами". Желая смягчить его и вместе с тем привести к чему-нибудь полезному, я сказал: "Прошу тебя извинить меня за Гомера, если я сказал теперь что-нибудь дурное. Когда-нибудь в другой раз мы похвалим и Ахилла с Гомером, поскольку его речи покажутся нам справедливыми. 15. А теперь разберем лучше изречение Фокилида: по моему мнению, он очень хорошо выразился о городе". "Изволь, — сказал он, — ты видишь, что и все эти люди желают слушать тебя и для этого собрались сюда к реке, хотя на душе у них и не очень спокойно: ты знаешь, конечно, что вчера в полдень скифы[22] сделали набег и некоторых зазевавшихся часовых убили, других, может быть, увели в плен: мы еще не имеем определенных сведений вследствие того, что бежавшие забрались слишком далеко, бросившись бежать не [по направлению] к городу".
16. Действительно, все это так и было: ворота были на запоре, и на стене водружено было военное знамя. Однако они так были любознательны и такие эллины по характеру, что почти все собрались в вооружении, желая слушать. С удовольствием заметив их готовность, я сказал: "Не хотите ли пойти куда-нибудь в город и сесть? Теперь, при ходьбе, может быть, не всем одинаково хорошо слушать: стоящие дальше чувствуют неудобство и беспокоят стоящих перед ними, стараясь пробраться поближе".
17. Лишь только я сказал это, все тотчас бросились к храму Зевса[23], где они обыкновенно совещаются. Старейшие и почетнейшие граждане и должностные лица уселись кругом на ступенях, а остальная толпа осталась на ногах, так как перед храмом был большой простор, философу очень понравилось бы это зрелище: все они были на древний манер, как говорит Гомер об эллинах, длинноволосые и бородатые, один только между ними был выбрит, и его все поносили и ненавидели: говорили, что он сделал это не по другой какой-либо причине, а из желания польстить римлянам и доказать свою дружбу к ним[24], так что на нем можно было видеть весь позор такого поступка и крайнее его неприличие для мужей.
18. Когда водворилась тишина, я сказал, что мне кажется справедливым выраженное ими, жителями старинного эллинского города, желание выслушать речь о государстве... [Далее следует речь Диона].
24. Между тем один из присутствовавших, старейший по летам и пользовавшийся величайшим уважением, возвысил голос и очень вежливо сказал: "Гость, пожалуйста, не сочти за невежество или варварство, что я помешал тебе среди речи. У вас не в обычае такие поступки вследствие большого изобилия философских речей и возможности каждому слышать от многих, что бы кто ни пожелал; у нас же твое прибытие к нам является как бы чудом: 25. обыкновенно сюда приезжают эллины только по имени, а на деле варвары хуже нас, купцы и торгаши, привозящие дрянное тряпье и скверное вино и вывозящие наши товары ничуть не лучше этих[25]. Тебя же, кажется, сам Ахилл прислал сюда со своего острова, и мы с большим удовольствием видим тебя и с не меньшим слушаем все, что ты говоришь..."
(Перевод В.В. Латышева из: ВДК 1948. 1. С. 228-232)
[1] Скорее всего, Дион посетил Ольвию летом 97 г.
[2] Приезжие греки часто называли Ольвию Борисфеном, в то время как местные жители, судя по монетам и надписям, — Ольвией.
[3] Эта причина поездки Диона в Ольвию кажется Д. Браунду "очень странной, и, вероятно, надуманной" (Браунд 1999. С. 274). Впрочем, известно, что Дион написал (утраченную ныне) "Гетику" — историческую работу о гетах.
[4] Ольвия находилась на месте села Парутино на правом берегу лимана, образованного слиянием Днепра — Борисфена и Южного Буга — Гипаниса. Дион правильно отмечает, что Ольвия собственно лежит на Гипанисе, так что лиман — это его продолжение, а Борисфен впадает в него сбоку, на противоположном от Ольвии берегу.
[5] Гипполаев мыс впервые упомянул Геродот (IV, 53, см. выше); локализуется на совр. мысу Станислава.
[6] Алектор упомянут, кроме речи Диона, также в "Космографии" Равеннского Анонима (IV, 5 и V, 11).
[7] Этноним "савроматы" ко времени Диона должен был звучать несколько архаично, так как со времен Геродота, описавшего савроматов, на историческую арену вышли их более молодые соплеменники — сарматы.
[8] Имеется в виду завоевание греческих городов Северо-Западного Понта, осуществленное гетскими племенами под предводительством царя Биребисты ок. 50 г. до н.э., т.е. почти за 150 лет до визита Диона в Ольвию. Гетский разгром Ольвии упомянут в одном из декретов Ольвии (IOSPE, 12, 34).
[9] О варварах в черте города Дион далее не упоминает ни разу Очевидно, слова о "массах варваров", нахлынувших в город, относятся не к Ольвии, а к городам по левому берегу Понта.
[10] Это — важное место, свидетельствующее о значении греческих городов для местного варварского населения как центров торговли.
[11] Археология Ольвии показывает, что Дион преувеличивал размеры разорения города, по крайней мере городские укрепления находились в это время в достаточно хорошем состоянии (см.: Буйских 1991. С. 16-30).
[12] Имя Каллистрат является, по-видимому, "говорящим" — оно означает по-гречески "прекрасно воюющий", что отражает отмечаемые Дионом черты юноши.
[13] Надгробные рельефы Северного Причерноморья показывают распространение среди греков кочевнического костюма, включающего штаны типа персидских шаровар. По всей видимости, этот костюм использовался в коннице, перенявшей вместе с одеждой многие приемы ведения войны и типы вооружения у местной, более развитой конницы кочевнических племен.
[14] "Меланхлены" по-гречески означают "черноризцы, одетые в черные плащи". На самом деле, меланхлены обитали довольно далеко от Ольвии (ср. Her. IV, 20; 100-101; 107), чтобы передать ольвиополитам моду на ношение черной одежды. Вероятно, это замечание Диона обязано его осведомленности в этнографии Скифии по Геродоту.
[15] Исследователи отмечают сходство разговора Диона с Каллистратом с диалогом Платона "Федр", видя в этом литературное влияние Платона.
[16] Культ Ахилла Понтарха ("владетеля Понта") хорошо засвидетельствован в Ольвии и других городах Северо-Западного Причерноморья. Так, в конце I в. н.э., т.е. примерно во время посещения Ольвии Дионом, в Ольвии был написан гимн Березани и Ахиллу (Шелов-Коведяев 1990. С. 49-62).
[17] Надписи Ольвии и других северо-западных городов Понта не дают никаких оснований для заключения о какой-либо "испорченности" греческого языка жителей этих городов. Вероятно, диалектальность греческого произношения, а возможно, и некоторых лексико-грамматических элементов устной речи, обусловленная длительной изоляцией понтийских колоний от метрополии, должна была резать слух таким образованнейшим людям, как Дион, а контекст "варваризации", в котором Дион подает свое описание жизни в Ольвии, предоставлял достаточно правдоподобное объяснение такой "испорченности" греческого языка.
[18] Замечательный пример сохранения основного духовного богатства в условиях отрыва от центра своей культуры.
[19] Фокилид Милетский — известный ионийский поэт VI в. до н.э.
[20] Тиртей — аттический поэт первой половины VII в. до н.э., автор воинственных гимнов, вдохновлявших спартанцев на победу во время II Мессенской войны.
[21] Имеется в виду Гомер.
[22] Выше уже упоминались геты, опустошившие Ольвию, савроматы, с которыми сражался Каллистрат, и вот теперь появились враждебные скифы, о которых чуть раньше говорилось, что это по их желанию Ольвия возродилась после гетского нашествия. Неясно, следствие это риторического разнообразия, используемого Дионом в стилистических целях (скифы = савроматы = на самом деле сарматы), или для Нижнего Приднепровья была свойственна такая этническая пестрота.
[23] Храм и культ Зевса зафиксированы в Ольвии эпиграфикой и частично археологией.
[24] Римляне не носили бород и усов, в отличие от греков. Любопытно здесь осуждение со стороны ольвиополитов проримского поведения одного из своих сограждан и явный антиримский тон Диона.
[25] По-видимому, речь идет о купцах из причерноморских городов.
