КУЛИКОВСКАЯ БИТВА
Пространная летописная повесть 1425 г. "О побоище на Дону"
Эта повесть была составлена большим знатоком божественного писания и тонким стилистом, включившим в свой рассказ придуманные монологи Дмитрия Ивановича и Мамая, расцветившим многочисленными, подробностями лапидарные свидетельства повестей 1425, 1408 и 1421 годов, так что не всегда ясно, каким из дополнений повести 1425 года можно безусловно доверять. Так, автор называет число войск Дмитрия Ивановича, неизвестное ранним памятникам, — 150 тысяч, "опрочно рати княжей и воевод местных". Передана новая, более распространенная и менее достоверная версия об убийстве Мамая жителями крымского города Кафы (нынешняя Феодосия). Пространная повесть дополняет список павших на Куликовом поле именами Дмитрия Минича (он был убит гораздо раньше сражения с Мамаем — в 1368 году), Дмитрия Монастырева (убит в 1378 году) и Федора Тарусского (о каком-то Федоре Тарусском известно, что он был убит в 1437 году). И тут же — более достоверный рассказ о "великой туге", "горьком плаче" и "рыдании", начавшемся в Москве после известия о том, что "пошел за Оку князь великий", — действительно, переправа Дмитрия Московского через Оку означала окончательный выбор, свидетельствовала о желании русской дружины драться насмерть.
О ПОБОИЩЕ НА ДОНУ И О ТОМ, КАК ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ БИЛСЯ С ОРДОЮ
Той же осенью пришел ордынский князь Мамай с единомышленниками своими и со всеми прочими князьями ордынскими, и со всеми войсками татарскими и половецкими, и еще нанял отряды бусурманов и армян, и фрягов, черкасов, ясов и буртасов. И вместе с Мамаем, в полном согласии с ним, и литовский Ягайла со всеми войсками литовскими и польскими, с ними же заодно и Олег Иванович, князь рязанский, со своими советниками, пошли на великого князя Дмитрия Ивановича и брата его князя Владимира Андреевича. Но человеколюбивый бог захотел спасти и освободить род христианский за молитвы пречистой его матери от плена измаильского, от поганого Мамая и от его союзников — нечестивого Ягайла и многоречивого и дурного Олега Рязанского, забывшего о своей христианской вере. Ждет его в великий судный день дно адово и пасть ехидны.
А окаянный Мамай возгордился и вообразил себя царем и собрал злой совет, куда позвал темных своих поганых князей. И сказал им: "Пойдем на русского князя и на всю силу русскую, как при Батые было — христианство погубим, церкви божий спалим, прольем христианскую кровь и веру их уничтожим". Нечестивый Мамай говорил так, потому что люто гневался из-за смерти своих друзей и любимцев, князей, посеченных на реке Воже. И начал свирепо и поспешно собирать свои войска, с яростью выступил с огромным войском, желая пленить христиан. И тогда выступили все племена татарские.
И начал посылать гонцов в Литву, к поганому Ягайле и к лживому слуге дьявола, советнику дьявола, отлученному от сына божия, обезумевшему во тьме грехов и не желающему познать истинную веру Олегу Рязанскому, пособнику бусурманскому, лукавому сыну. Как сказал Христос: "Они вышли из наших рядов и против нас встали". И составил старый злодей Мамай нечестивый совет с поганой Литвой и с предателем Олегом: собраться им у реки Оки на Семен день, чтобы идти на благоверного князя. А предатель Олег вскоре новое злое замыслил: посылал к Мамаю и к Ягайле своего доверенного боярина, антихристова предтечу, Епифана Кореева, созывая их в условленный срок встать у Оки с трехглавыми зверями сыроядцами, чтобы пролить кровь.
Враг, изменник Олег! Гонишься за своей выгодой, а не знаешь, что меч божий занесен над тобой. Как сказал пророк: "Нечестивые обнажают мечи и натягивают луки, чтобы пронзить праведников, но мечи их вонзятся в их же сердца, и луки их переломятся".
Наступил август, и из Орды пришли вести к христолюбивому князю, что поднимается на христиан племя измаильское. Олег же, в глазах у бога утративший уже свой княжеский титул за то, что вступил в союз с нечестивыми, послал к князю Дмитрию лживую весть: "Мамай со всем своим царством идет в мою Рязанскую землю на меня и на тебя войной. И да будет тебе известно — и литовский князь Ягайла идет на тебя со всем войском своим". И Дмитрий князь услышал в невеселую пору, что идут на него все царства, творящие беззаконие, и говорят: "Еще наша сила велика". Пошел Дмитрий к соборной церкви матери божьей Богородицы, заплакал и сказал: "О, господи, ты — всемогущий и всесильный, крепкий в битвах, ты воистинну царь славы, сотворивший небо и землю, помилуй нас за молитвы пресвятой твоей матери, не оставь нас в унынии. Ты — бог наш, а мы — люди твои, пошли помощь твою свыше и помилуй нас и посрами врагов наших и оружие их затупи. Ты всесилен, господи, кто воспротивится тебе? Вспомни, господи, милость твою, что от века имеешь к роду христианскому. О, многоименитая дева, госпожа, царица небесных чинов, вечная госпожа всего мира и жизни человеческой кормилица, подними, госпожа, руки свои пречистые, на которых носила воплощенного бога, не оставь милостью христиан и избави нас от варваров-сыроядцев и меня помилуй!"
Поднялся с колен князь Дмитрий, вышел из церкви и послал за братом своим Владимиром и за всеми князьями русскими и великими воеводами. И сказал князь Дмитрий брату своему Владимиру и всем князьям русским и воеводам: "Пойдем против этого окаянного и безбожного, нечестивого и мрачного сыроядца Мамая за правую веру христианскую, за святые церкви и за всех младенцев и старцев, и за всех христиан нынешних и будущих, возьмем с собою скипетр царя небесного, одоление на врагов, и вооружимся доблестью Авраама". И воззвал к богу и сказал: "Господи, помоги мне. Поспеши, господи, на помощь ко мне! Да постыдятся и посрамятся и узнают, что имя тебе — господь, что ты один господин всей земли".
И собравшись со всеми князьями русскими и со всем войском, немедленно выступил из Москвы против своих врагов, чтобы защитить свою вотчину, и пришел в Коломну, и собрал воинов своих сто тысяч и пятьдесят тысяч, не считая княжеской рати и отрядов местных воевод. От начала мира не собиралось такого войска русских князей и местных воевод, как при этом князе. Было же всего войска и всех ратей полтораста тысяч или двести. Тогда же издалека подоспели великие князья Ольгердовичи — поклониться великому князю и сослужить службу: князь Андрей Полоцкий с псковичами, брат его князь Дмитрий Брянский, со всеми своими воинами.
В то время Мамай встал за Доном со всем своим царством, объятый яростью, гордыней и гневом, и стоял три недели. Иные вести пришли князю Дмитрию. Гонцы сообщали, что Мамай стоит за Доном, в поле, и ждет к себе на помощь Ягайлу с литовским войском, и когда соберутся вместе, хотят одержать общую победу.
И начал Мамай посылать послов к князю Дмитрию, просить дани, какую платили при царе Джанибеке, а не по своему договору. А христолюбивый князь, чтобы избегнуть кровопролития, хотел платить ему такую дань, какую христиане смогут, и по своему договору, что заключил с Мамаем. Но Мамай не захотел, охваченный гордостью, ожидая своего нечестивого союзника литовского. А Олег, предатель наш, перебежавший к зловерному и поганому Мамаю и нечестивому Ягайле, начал ему дань платить и войско свое отправлять к нему на князя Дмитрия.
А князь Дмитрий, узнав о лжи лукавого Олега, кровопийцы христианского, нового Иуды предателя, что на своего господина зло замышляет, князь Дмитрий глубоко вздохнул и сказал: "Господи, союзы неправедных разрушь, а начинающих войны погуби. Не я начал проливать христианскую кровь, но он — новый Святополк. И воздай ему, господи, семью семь раз, ибо он ходит во тьме и забыл слово твое. Наточу, как молнию, меч мой, и исполнит твой суд моя рука: отомщу врагам и ненавидящим меня отомщу, и погружу свою стрелу в их кровь, чтобы не спрашивали неверные: Где их бог? Отверни свое лицо от них, господи, и покажи им, господи, свое немилосердие в их последний час, ибо их племя развращено и не верит в тебя, господи, и опрокинь на них гнев свой, господи, на народы, не знающие тебя, господи, и не призывающие твоего святого имени. Кто так же велик, как бог наш? Ты — наш бог, творящий чудеса, один ты".
И закончив молитву, князь Дмитрий пошел к храму Пречистой Богородицы и к епископу Герасиму и сказал ему: "Благослови меня, отче, пойти против окаянного сыроядца Мамая и нечестивого Ягайлы, и отступника нашего Олега, отступившего из света во тьму". И святитель Герасим благословил князя и всех его воинов пойти против нечестивых агарян.
И пошел князь из Коломны с большим войском против безбожных татар, месяца августа в 20 день, уповая на милосердие божие и на пречистую его матерь богородицу, приснодеву Марию, призывая на помощь честный крест. И прошел свою вотчину и свое великое княжение, встал у Оки возле устья Лопастни, перехватывая гонцов поганых татар. Тут подошел и Владимир, брат его, и великий его воевода Тимофей Васильевич и все воины, что были оставлены в Москве. И начали переправляться за Оку, за неделю до Семена дня, в воскресенье. Переправившись за реку, вошли в землю Рязанскую. А сам князь в понедельник по броду перешел реку со своим двором, а в Москве оставил воевод своих у великой княгини Евдокии, и у детей своих — Василия, Юрия и Ивана — Федора Андреевича.
Узнали в городе Москве и в Переславле, и в Костроме, и во Владимире и во всех городах великого князя и всех князей русских, что князь великий пошел за Оку, и была в городе Москве великая печаль и во всех городских церквях горький плач и вопли и рыдания, словно Рахиль горько плачет — оплакивали сыновей своих громкими причитаниями, не зная утешения, ибо пошли они с великим князем за всю землю Русскую на острые копья. И кто не заплачет, глядя на этих жен, слыша горькие их причитания? Каждая жена сама себе говорила: "Увы мне, несчастные наши дети! Лучше бы мы вас на свет не рожали, тогда бы нам не пришлось оплакивать вашу смерть. За что мы повинны в гибели вашей?"
А великий князь подошел к Дону за два дня до Рождества святой богородицы. И тогда подоспела грамота от преподобного игумена Сергия — от святого старца благословение. В ней же написано такое благословение, призывающее великого князя биться е татарами: "Пойди, господин, на татар, и поможет тебе бог и святая богородица". И князь сказал: "Иные колесницами, а иные конями, мы же гордимся именем господа бога нашего. Даруй мне победу, господи, над врагами, и помоги мне, оружием креста опрокинь врагов наших, ибо на тебя уповая, побеждаем, молясь прилежно пречистой твоей матери". И произнеся эти слова, начал великий князь расставлять полки и велел всем надеть праздничные одежды, как и следует воинам перед великой битвой, и воеводы вооружили свои полки. Подошли к Дону и встали тут и долго совещались. Одни говорили: "Иди, князь, за Дон", а другие возражали: "Не ходи, ибо прибавилось врагов наших — не только татары, но и литовцы, и рязанцы".
А Мамай, узнав о том, что князь подошел к Дону, и увидев своих побитых воинов, грозно смотрел по сторонам, ум его помутился, лютая ярость охватила его, будто змей, дышущий гневом, вселился в него. И приказал Мамай: "Выступайте, силы мои темные, и военачальники, и князья. Пойдем и встанем у Дона напротив князя Дмитрия, пока не подоспеет к нам союзник наш Ягайла со своим войском".
А князь услышал похвальбу Мамаеву и сказал: "Господи, ты не повелел вступать на чужую землю, и я, господи, не вступил. А они, господи, подползают, как змеи к гнезду. Окаянный Мамай, нечестивый сыроядец, на христианство покусился, кровь мою хочет пролить и всю землю осквернить и святые божие церкви разорить". И сказал: "На что похожа ярость Мамаева? Будто шипящая ехидна, приполз из далекой пустыни и хочет нас пожрать. Не отдай меня, господи, во власть сыроядца этого Мамая. Покажи мне свою силу, владыка. Где лики ангельские? Где стоящие перед тобой херувимы? Где служащие тебе шестикрылые серафимы? Перед тобой трепещет все живое, тебе поклоняются небесные силы, ты сотворил солнце и луну, и землю украсил всеми красотами. Покажи мне, господи, славу свою и ныне, господи, обрати печаль мою в радость и помилуй меня, как помиловал слугу своего Моисея, в печали душевной воззвавшего к тебе, и столпу огненному повелел идти перед ним и морские глубины превратил в сушу, как владыка всего господь страшную бурю превратил в тишь". И, произнеся эти слова, князь сказал брату своему и всем князьям и воеводам: "Настало, братья, время нашей битвы и пришел праздник царицы Марии, матери божьей, богородицы и всех небесных чинов госпожи и всей вселенной, и честного ее Рождества. Если будем живы — мы в господней воле, и если умрем за этот мир — мы в господней воле".
И приказал мостить мосты через Дон и искать броды в ту ночь, в канун Рождества пречистой матери божьей богородицы. В субботу ранним утром, месяца сентября в 8 день, в самый праздник — Госпожин день, на восходе солнца была великая тьма по всей земле: тьма стояла от восхода до третьего часа. И повелел бог тьме отступить и даровал свет. А князь выстроил свои многочисленные полки, и все его князья русские свои полки выстроили, и великие его воеводы облачились в праздничные одежды. И разверзлись подземные глубины, земля страшно задрожала, ужас объял сынов, пришедших издалека — с востока и с запада. Застонала земля у Дона и в дальних концах земли, и по ту сторону Дона прошел подземный гул, грозный и беспощадный, будто само основание земли заколебалось от множества вступивших на нее войск.
А князь переправился через Дон и вышел в чистое поле, в Мамаеву землю, к устью Непрядвы. Господь бог указывал ему дорогу, не оставлял его. О, крепкая и твердая дерзость мужества! Как он не испугался, не поддался сомнениям перед таким многочисленным воинством? Ибо встали на него три земли, три рати: первая — татарская, вторая — литовская, третья — рязанская. Но он не испугался их всех, не покорился страху, а вооружился верой к богу и укрепился силой честного креста и оградился молитвами пресвятой богородицы и помолился богу, говоря: "Помоги мне, господи боже мой, и спаси, ибо ты милостив, видишь, как увеличилось число моих врагов. Господи, за что увеличилось число поднявшихся на меня? Многие поднялись на меня, многие, борющиеся со мной, многие, преследующие меня, притесняющие меня, все народы окружили меня. И я именем господним встал против них".
И в шестом часу дня начали выходить поганые измаилтяне в поле, а поле было чисто и просторно. И тут выстроились татарские полки против христиан. И тут сошлись полки. И, увидев огромные войска, двинулись с места, и земля загудела, горы и холмы задрожали от бесчисленного числа воинов, державших в руках обоюдоострые мечи и сабли. И орлы слетались, ибо сказано: "Где мертвые тела, там и орлы". Первыми понеслись друг на друга русские и татарские сторожевые полки. И сам великий князь в первом ряду сторожевых полков напал на поганого царя Тюляка и дьявола во плоти — Мамая. А потом, некоторое время спустя, отъехал князь в большой полк. И вот двинулась великая рать Мамаева и все войско татарское, а навстречу ему великий князь Дмитрий Иванович со всеми князьями русскими, выстроив полки, выступил против поганых половпев со всеми своими ратями. И князь, подняв взор к небу, глубоко вздохнул и сказал слово псаломское: "Братья, бог наш — прибежище и сила".
И вот сошлись оба войска великих на долгий час, и полки заняли все поле, на десять верст вокруг, так мно го было воинов. И беспощадно рубились и была страшная битва, а земля дрожала под ногами воинов, и от начала мира не было таких битв у великих князей русских, как у этого великого князя всея Руси.
И бились они от шестого часа дня до девятого и пролили кровь, как туча проливается дождем, обоих противников — русских сынов и поганых. Бесчисленное множество мертвых тел пало с обеих сторон, и много русских было побито татарами, и много татар побито русскими, трупы громоздились один на другом, и падали тела татарские на христианские тела. Вдруг показывался где-нибудь русский, преследующий татарина, или татарин, настигающий русского воина. Все смешалось и спуталось, в каждый искал себе противника, чтобы победить его.
И сказал себе Мамай: "Волосы наши выпадают, иссякли огненные слезы из наших очей, языки паши замолкают, а у меня пересыхает в горле и сердце останавливается, ноги меня не держат, колени подгибаются и руки цепенеют".
Как нам описать вид смертного боя? Одних рассекают мечами, других поднимают на копьях. Увидев это, застонали московские воины, что впервые вышли на поле битвы, устрашились и не надеялись уже остаться в живых, и обратились в бегство, побежали, а забыли, как древние мученики говорили друг другу: "Братья, запасемся терпением: зима сурова, но рай сладок, и ужасен меч, но желанен венец". И некоторые воины агаряне обратились в бегство, слыша громкие крики и видя смертный бой.
После этого, в девятый час дня, обратил господь милостивые очи на всех князей русских и на крепких воевод и на всех христиан, вставших за христианство и не поддавшихся страху, как великие воины. И видели христиане, как в девятом часу ангелы сражались в русском войске и полк святых мучеников, воина Георгия и славного Дмитрия и великих тезоименитых князей Бориса и Глеба, а воеводой полка небесных воинов был архистратиг Михаил. Двое татарских воевод увидели небесный полк и огненные стрелы небесного воинства, выступившего против них. И безбожные татары падали, пораженные страхом божьим и оружием христианским. И возвысил бог нашего князя и даровал ему победу над иноплеменниками.
А Мамай затрепетал от страха и громко застонал и сказал: "Велик бог христианский и велика сила его. Братья измаилтяне, нечестивые агаряне, бегите нехожеными дорогами". А сам, обратившись назад, быстро побежал к Орде. И, узнав об этом, все его темники и князья обратились в бегство. А увидев, что они бегут, все другие иноплеменники, преследуемые божьим гневом и охваченные божьим страхом, от мала и до велика обратились в бегство. Увидели христиане, что татары с Мамаем побежали, и погнались за ними, и били и секли поганых без пощады. Это бог невидимым войском устрашил полки татарские, и они повернули и подставили спины свои под удары. И в той погоне христиане побили немало татар, а другие бросились в реку и утонули. И гнали их до реки Мечи, и там погибло бесчисленное множество бежавших. И полки великого князя с боем гнали содомлян до их стана и захватили много богатств и все их содомское имущество.
А в том побоище были убиты в схватке: князь Федор Романович Белозерский, сын его Иван, князь Федор Торусский и браг его Мстислав, князь Дмитрий Монастырев, Семен Михайлович, Микула, сын Василия Тысяцкого, Михайло Иванов, сын Акинфович, Иван Александрович, Андрей Серкизов, Тимофей Васильевич Акатьевич, по прозванию Валуй, Михайло Бренков, Лев Мозырев, Семен Меликов, Дмитрий Мининич, Александр Пересвет, бывший прежде брянским боярином, и много иных, чьи имена не записаны в этих книгах. Здесь же записаны лишь имена князей и воевод, и знатных и старейших бояр. А имена прочих бояр и слуг я опустил и не переписывал их, ибо их множество, ибо многие убиты в той битве.
И увидел князь великий, что доспехи его разбиты и разрублены, но на теле его нет ни одной раны, хотя он бился с татарами в первом ряду, встав во главе войска в первой схватке. Об этом многие бояре и воеводы не раз говорили ему: "Князь, господин, не становись биться впереди, но лучше сзади или с краю, или где-нибудь в другом месте". А он отвечал им: "Да как же я стану говорить: Братья мои, бросимся на врага все как один, а сам буду прятать свое лицо и скрываться в тылу? Не могу так поступить, но хочу и словом и делом быть впереди всех и у всех на виду сложить свою голову за своих братьев и за всех христиан, чтобы и другие, видев это, запасались мужеством в бою". И как сказал, так и сделал: бился с татарами, встав впереди всех. А когда справа и слева убивали его воинов, а самого его окружали татары, как реки с обоих сторон, и удары сыпались на его голову, плечи и живот, бог защитил его крепким щитом и осенил его главу оружием любви, вступился за него и крепкою рукой и высокой силой уберег его, умножил его силы, и так между многими воинами князь остался невредим. "Не на лук мой уповаю, и оружие мое не спасет меня, — как сказал пророк Давид, — всевышнего избрал ты убежищем своим, не подпустит к тебе зло и тело твое убережет от ран, ибо ангелам своим заповедает о тебе — хранить тебя на всех путях твоих, и без страха будешь следить за полетом пущенной в тебя стрелы".
Все это случилось за наши грехи. Иноплеменники вооружаются на нас, дабы мы отказались от неправедной жизни, ненависти между братьями, от сребролюбия и от неправедного суда и от насилия. Но милосерден бог человеколюбец: не до последнего часа гневается на нас, не вечно наказывает.
А оттуда, из литовской страны пришел князь литовский Ягайла со всем литовским войском на помощь Мамаю, татарам поганым помочь, а христианам повредить. Но и от них бог избавил: немного опоздали они — на один дневной переход или того меньше. И только услышали Ягайла Ольгердович и все его войско, что была битва великого князя с Мамаем, и князь великий победил, а разбитый Мамай побежал, литовцы с Ягайлом без всякого промедления быстро побежали назад, хотя никто за ними не гнался. И хотя не видели они великого князя, ни войска его, ни оружия его — одного имени его испугались литовцы и задрожали. Все было не так, как в нынешнее время, когда литовцы над нами издеваются и смеются. Но мы этот рассказ оставим и возвратимся к прежнему.
Князь Дмитрий с братом своим Владимиром и с русскими князьями и воеводами и с другими боярами, и со всеми уцелевшими воинами встали на ночлег вокруг татарских костров, на татарских костях. И князь Дмитрий стер пот со лба и, отдохнув от трудов своих, произнес благодарение богу, даровавшему такую победу на поганых, спасшему раба своего от грозного оружия: "Вспомнил ты, господи, свою милость, избавил нас, господи, от этих сыроядцев, от поганого Мамая и от нечестивых измаилтян, и от безбожных агарян, оказал нам честь, как сын оказывает честь своей матери. Ты укрепил мое стремление к подвигу, как прежде благословил на подвиг слугу своего Моисея и древнего Давида, и нового Константина, и Ярослава, сродника великих князей, выступившего против окаянного и проклятого братоубийцы, безглавого зверя Святополка. И ты, богородица, милостью своей помиловала всех нас, грешных рабов твоих, и весь род христианский, просила за нас бессмертного сына своего". И многие князья русские и воеводы высокими похвалами прославили пречистую матерь божию богородицу.
И христолюбивый князь поклонился воинам своим, что крепко бились с иноплеменниками и твердо стояли и мужественно шли на подвиг, и с божьей помощью отстояли веру христианскую.
И возвратился князь с поля боя в богохранимый град Москву, в свою вотчину, с великой победой, одолев в битве и победив врагов своих. И многие воины его обрадовались, захватив богатую добычу: они пригнали за собой многочисленные стада коней и верблюдов и волов, которым нет числа, и доспехи, и одежды, и товары.
Тогда рассказали великому князю, что князь Олег Рязанский посылал Мамаю на помощь свое войско, а сам приказал разрушить мест через реку. А кто поехал с Донского побоища домой через его вотчину, Рязанскую землю, бояре и слуги, тех велел захватывать и грабить и нагих отпускать. А князь Дмитрий собрался послать за это на Олега свое войско. Но неожиданно приехали к нему бояре рязанские и рассказали, что князь Олег бросил свою землю, а сам бежал со своей княгиней, с детьми и с боярами. И рязанские бояре долго умоляли великого князя, чтобы на них войско не посылал, а сами били ему челом и покорились княжеской власти. А князь выслушал их и принял их челобитие, войска на них не послал, а на Рязанское княжение посадил своих наместников.
Тогда же Мамай бежал в свою землю с малым отрядом. Видя себя разбитым и бежавшим и посрамленным и поруганным, еще сильнее разгневался Мамай, впал в неистовство и в ярость, собрал оставшиеся свои войска, вновь захотел совершить набег на Русь. Только он это задумал, пришла к нему весть, что идет на него некий царь с востока, Токтамыш, из Синей Орды. Мамай же, собравший войско для набега на Русь, с этим войском выступил против него, и они встретились на Калках. И была между ними схватка, и царь Токтамыш победил Мамая и прогнал его. А Мамаевы князья, сойдя с коней своих, били челом царю Токтамышу и дали ему клятву по своей вере и признали его власть, а обесславленному Мамаю изменили.
И Мамай, увидев это, быстро бежал со своими единомышленниками. Но царь Токтамыш послал за ними в погоню своих воинов. А преследуемый Мамай бежал впереди воинов Токтамыша и оказался недалеко от города Кафы и послал послов в Кафу, где прежде обещали ему защиту, чтобы его приняли и укрыли, пока не прекратится за ним погоня. И ему разрешили укрыться в городе. И прибежал Мамай в Кафу со многими богатствами, золотом и серебром. А жители Кафы подговорились обмануть его, и тут он был ими убит. Так и пришел конец Мамаю.
А Токтамыш пошел и захватил Мамаеву Орду и цариц его и казну его, и улус весь взял, а богатство Мамаево разделил между своими воинами. И тогда отправил своих послов к князю Дмитрию и ко всем князьям русским, сообщая им о своем появлении и о том, как он захватил власть в Орде и как победил своего противника и их врага Мамая, а сам сел на царствии Волжском. А князья русские послов его отпустили в Орду с честью и с богатыми дарами, а сами той же зимой и весной послали каждый своих послов в Орду с богатыми дарами.
Перевод А.И. Плигузова, выполнен по изданию: Полное собрание русских летописей. Пг., 1915, т. 4, ч. 1, вып. 1, с. 311— 320; Л., 1925, вып. 2, с. 321—325.
Автор Пространной повести соединил три предшествующих свидетельства о Донской битве — московскую повесть 1408 года, новгородскую повесть 1421 года и фрагмент первоначальной редакции жития Сергия 1418 года. Прежде в науке господствовало мнение С.К. Шамбинаго, датировавшего Пространную повесть концом XIV века. М.А. Салмина по-иному смотрит на проблему датировки Пространной повести. Повесть упоминает князя Федора Тарусского, который был убит ордынцами под Белевом в 1437 году. Пространная повесть сохранилась в составе Новгородской IV и Софийской I летописей, а они, по мнению А.А. Шахматова, восходят к так называемому "своду 1448 года", следовательно, считает М.А. Салмина, Пространная повесть была создана в 1437—1448 годах.
Аргументы М.А. Салминой спорны. Если составитель Пространной повести работал в 1437—1448 годах, маловероятно, чтобы он поставил своего современника — князя Федора Тарусского в один ряд с Дмитрием Миничем и Дмитрием Монастыревым, жившими в 40—70-х годах XIV века и ошибочно включенными в перелень погибших на Куликовом поле. Ошибка с именами давно умерших людей вполне объяснима для книжника XV века, но он вряд ли мог ошибиться в описании судьбы князя 30-х годов XV века. Предполагаем, что Пространная повесть говорит о другом Федоре Тарусском, жившем в XIV веке или придуманном автором повести. За последние годы работы историков летописания оставляют все меньше доводов в пользу действительного существования "свода 1448 года"; как кажется, правильнее говорить о московском митрополичьем своде конца 10-х — начала 20-х годов XV века (А.А. Шахматов предполагал создание такого свода — "Полихрона Фотия 1421 года"). Вопрос требует дальнейшего исследования. Учитывая наблюдение Я.С. Лурье о том, что Софийская I летопись и Карамзинский список Новгородской IV летописи сохраняют сходство вплоть до известия под 1425 годом, условно датируем этот московский свод 1425 годом.
